Читаем Время и пространство как категории текста: теория и опыт исследования (на материале поэзии М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус) полностью

3. Интерпретация лексико-семантического уровня репрезентации художественного пространства в поэтическом контексте З.Н. Гиппиус осуществляется с учетом специфики трехчастной авторской пространственной модели: первая (пространство миробытия) представлена набором таких основных лексем, как небо, земля и их эквивалентами верх – низ, там – тут/здесь, круг и его синонимами (абсолютными и контекстуальными) и дериватами; в состав второй входят лексемы, которые в своем национальном, общеязыковом значении не имеют даже фрагмента пространственной семы, однако в поэзии Гиппиус они составляют ядро семантического поля «пространство Я-субъекта» (сердце, душа, глаза, я/во мне, одиночество, грех, любовь, счастье, разлука, горе и пр.); основой третьей (близкое к реальному географическое пространство) служат топонимы (Россия, Киев; Сицилия, Ирландия, Англия; Зимний дворец, площадь Сената; Нева), а также косвенно антропонимы, поскольку ядерную их семантику можно определить как темпоральную (Петр I, Николай, Керенский, Ленин, БронштейнРоссия (Петербург) и Совдепия (Ленинград).

4. Основными репрезентативными единицами, определяющими специфику грамматической организации пространственной модели З.Н. Гиппиус, являются имена существительные, субстантивы, местоимения и прилагательные, основная функция которых – номинативная и функция качественной характеристики, степени признака, а также глаголы, выступающие основным средством изображения автором динамического (у Гиппиус постоянно сужающегося) пространства; во-вторых, поэтический синтаксис З.Н. Гиппиус, отличительной чертой которого являются параллелизм конструкций, также односоставные предложения, что позволяет гиппиусовский синтаксис определить как экспрессивный.

5. На уровне структурной организации поэтических текстов пространственная модель З.Н. Гиппиус репрезентируется большей частью посредством вертикального контекста (несомненно обусловленного поэтикой двоемирия), определяющего самопозиционирование Я-субъекта (центральное, промежуточное положение), хотя горизонтальный, во многом переосмысленный, тоже имеет место быть (мотив кругового сужающегося пространства); в целом структура многих поэтических гиппиусовских текстов представляет собой концентрические круги, представленные преимущественно кольцевой, рамочной композицией, системой заглавий, повторов и «авторскими циклами».

6. Гиппиусовская модель художественного пространства представляет собой разноуровневую структуру, актуализация которой осуществляется практически на всех языковых ярусах в полной мере: преимущественно репрезентируется посредством лексических средств языка и с учетом специфики структурно-композиционной организации текстов.

<p>Заключение</p>

Время и пространство как основные формы существования материи находят самые разные обрамления и виды отражения в текстовом поле поэтов, особенно значимы и концептуально эксплицированы эти категории в творчестве поэтов-философов, мыслящих и чувствующих неординарно. К таковым относятся Марина Цветаева и Зинаида Гиппиус. Многомерность временных и пространственных планов, эксплицированных в стихотворениях этих двух поэтов, несомненно связана со сложностью и многослойностью самого времени-абсолюта и пространства-мира, в которых они оказались. Во-первых, они родились в одной стране, в царской России, довелось им жить в новой, послереволюционной России, в СССР, в ведущих капиталистических государствах Европы. Но, к сожалению, как это обычно бывало в России, Родина оказалась неблагосклонной к любящим ее детям: одна так и не вернулась и нашла вечный приют во Франции, другая – вернулась, но погибла в нищите. Так, и Марина Цветаева, и Зинаида Гиппиус часто оказывались на перепутье, на пересечении времен и макро-и микропространств. Особенно «космически» мыслила Цветаева: она чувствовала ответственность за все те страны (за все пространства), в которых волею судьбы оказывалась. «День и ночь, день и ночь думаю о Чехии, живу с ней, с ней и ею, чувствую внутри нее: ее лесов и сердец. Вся Чехия сейчас одно огромное человеческое сердце, бьющееся только одним: тем же, чем и мое… Глубочайшее чувство опозоренности за Францию, но это не Франция: вижу и слышу на улицах и площадях: вся настоящая Франция – и толпы и лбы – за Чехию и против себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки