Время игры

— Надеюсь, обратно господа доставят меня на своем катере. — И нарочито неловко полез вверх.

Они отошли в глубь мостика, Воронцов подвинул ногой бамбуковое походное кресло, кивнул Сашке на другое.

— Какая неожиданная встреча! Чему обязан ее приятностью? Хорошо ты над собой потрудился, смотрю на тебя и с трудом узнаю. На улице бы точно мимо прошел. В каком качестве изволишь пребывать? Как успел за неделю вернуться из Индийского океана? Почему на связь не выходили? Пить будешь? Вот и все, что меня интересует. Отвечать можешь в произвольном порядке.

— Совсем немного коньяку и кофе. Вопреки распространенному мнению, турки его заваривают отвратительно. По крайней мере в той забегаловке, где я только что отобедал.

И, лишь отхлебнув должным образом приготовленного кофе, расслабившись и ощутив себя наконец дома, в покое и безопасности, он в десятке компактных фраз изложил Воронцову суть происшедшего с ним в последние дни. Неявно при этом извинившись, что как бы невольно ввел друзей в заблуждение относительно своих планов.

— Это как раз дело десятое, — отмахнулся Воронцов. — А что Андрей исчез, ты, выходит, не знаешь? — Вопрос в принципе казался самому Дмитрию риторическим, ибо откуда бы знать об этом Шульгину, занимавшемуся совсем другими делами и рации дальней связи при себе не имевшему. Поэтому ответ его искренне удивил.

— Мало, что знаю, так даже догадываюсь, куда именно. Для чего, по преимуществу, и пришел. Мне сдается, что он сейчас отскочил от нас на сотню с лишним лет вперед. И слегка в сторону… — и изобразил на листе бумаги соответствующую часть увиденной во время транса схемы. В двухмерной, естественно, проекции.

— Вот так даже? — Подобного рода сообщения воспринимались здесь примерно так, как нормальными людьми сообщение о том, что друг по пьяному делу сел не в тот поезд и телеграфирует просьбу о материальной помощи из Кзыл-Орды вместо намеченного Сочи. — Конкретизируй.

Шульгин конкретизировал, умолчав, правда, о большей части вновь обретенных знаний и о собственной судьбе.

Точнее — судьбе своей матрицы, счастливо с ним воссоединившейся.

— Соображения есть?

Соображения сводились к тому, что сейчас Шульгин возвратится на берег, ибо есть у него еще и другие планы, а Воронцов ближе к вечеру сам подскочит в город, и они встретятся в укромном кабачке, а там, по обстановке, или обсудят дальнейшее на месте, или вдвоем вернутся на «Валгаллу».

— А Олег здесь или?..

— Еще на той неделе отбыли в Первопрестольную.

— Сильвия?

— Думаю, в Лондоне…

— Вызывай обоих сюда. Пусть самолетами летят, без всяких внепространственных переходов. Лишние сложности нам не нужны. Но чтобы к утру были или хотя бы к обеду. Ситуация в натуре неординарная. Хурал будем держать…

— Ох… не живется вам спокойно, господа межзвездные скитальцы. На хрена я с вами связался.

Шульгин легонько похлопал ладонью по лакированному планширу.

— А хоть для этого вот, товарищ бывший капитан-лейтенант. Париж, говорил один циник, стоит мессы… Судовладелец ты, адмирал и вершитель истории, а мог бы по-прежнему в морских извозчиках числиться, и каждый помполит шугал бы тебя в хвост и в гриву за упущения в воспитательной работе с личным составом и подрыв авторитета страны победившего социализма путем покупки в лавке «секонд-хэнд» импортных штанов сверх разумных потребностей…

Воронцов безнадежно махнул рукой, не встретив со стороны Шульгина взаимопонимания. А Сашка и еще добавил, соскучившись по нормальному человеческому трепу:

— И Наталью ты благодаря нам же встретил и в люди вывел. Спроси при случае, часто ли она с тоской спокойное прошлое вспоминает…

— Да пошел бы ты, братец, к энтой бабушке со своими нравоучениями… Ждут тебя твои единомышленники, вот и двигай. Приду как договорились. Охрану с собой брать?

Шульгин задумался на секунду.

— А и возьми. Хуже не будет. А мне уже надоело каждый день сражаться с убийцами.

…В отеле Шульгин в последний раз осмотрел фон Мюкке в качестве лечащего врача.

— Ну, все, Гельмут. Я свое дело сделал. Теперь советую разыскать здесь хорошего физиотерапевта, принять курс грязевых и серных ванн. Через две недели сможете фокстрот танцевать.

Вообще сдержанный и мужественный немец расчувствовался, долго и неумело рассыпался в благодарностях, заверял в вечной признательности и дружбе.

В принципе он был прав, без помощи Шульгина конец его ждал скорый и мучительный, но почудилась Сашке в его словах некоторая нарочитость.

Может быть, состоялся у него только что какой-то не слишком благоприятный для Шульгина разговор со Славским, после которого фон Мюкке испытывал тайное чувство вины?

Но тут уж бог ему судья, в случае чего Шульгин себя связанным какими-то обязательствами тоже считать не будет. А если немец останется на его стороне — тем лучше.

Славскому же Шульгин сказал, что дела требуют немедленного его отъезда в Лондон, где якобы возникла непредвиденная паника на алмазной бирже, могущая как принести внезапную прибыль в несколько миллионов фунтов, так и полностью его разорить. И еще кое-какие проблемы возникли с другими акциями из-за поражения английского флота.