Главное же — из отеля ни девчатам, ни Сашке никуда не деться. В чужое время, в чужой стране четыре пистолета не защита против организованной силы, хоть государственной, хоть криминальной.
Отнюдь не завязывая глаз, меня проводили совсем близко, буквально через дорогу, к трехэтажному дому стиля модерн, вплотную примыкающему правой стеной к ограде действующего Рождественского мужского монастыря.
Пока шли — я впереди один, свободно, сопровождающие чуть позади уступом, изображая ничем не связанных случайных прохожих, я все пытался сообразить, к какой же категории служивого народа относятся эти ребята.
Ни армейцами, ни бандитами они не были, это однозначно. Семьдесят лет не такой срок, чтобы сменились у русских людей психотипы.
Если мы с Сашкой, попав на 64 года назад, вполне успешно изображали царских жандармов, сумели обмануть таких асов сыска, как Агранов и Трилиссер, то и 70 лет вперед ничего принципиального в натуре людей не изменили.
Но в то же время эти парни принадлежали к организации, которая с детства прививает определенные черты характера и динамические стереотипы, сиречь набор автоматических двигательных реакций на изменения внешней среды.
Вы же всегда отличите манеру переключать скорость на автомобиле у опытного водителя и у новичка, вчера получившего права?
А я могу это сделать в отношении любого человека в любой ситуации.
Так вот, по известным мне аналогам, я скорее всего причислил бы моих «конвоиров» к выпускникам или Императорского Морского, или Пажеского корпуса. Заведений, куда принимали детей, уже имеющих отличное домашнее воспитание, с восьми-десяти лет и выпускали в девятнадцать отполированными, отточенными человеческими экземплярами, пригодными на любое профессиональное применение и в то же время знающими, что такое честь, совесть и иные не осязаемые чувствами звуки.
Вот и эти…
При том, что из прочитанных здесь документов я отнюдь не извлек фактов, говорящих о наличии в России развитого слоя природных аристократов.
Скорее здесь имело место процветающее буржуазно-демократическое общество, по типу больше всего напоминающее не что-нибудь, а Финляндию известных мне лет.
Но и потомков хороших фамилий, включая многочисленных членов императорской семьи (до правнуков последнего царя включительно), уцелело немало, по причине чуждого большевистской оголтелой кровожадности победившего эсеро-меньшевистского режима.
…Мы поднялись по широкой двухмаршевой лестнице, похожей на ту, что украшала холл московской резиденции Левашова…
Помещение, куда меня провели и на короткое время оставили одного, производило несколько странное впечатление, очевидно, отражая неординарную личность его хозяина.
Во-первых, я никогда не понимал пристрастия некоторых людей к чересчур просторным комнатам. Если это, конечно, не дворцовые залы. Вот и кабинет, где я оказался (а это был именно кабинет, хотя и с элементами монашеской кельи), был прямо-таки огромен. Совсем немного меньше, чем у Сталина в Кремле.
Площадь метров под восемьдесят. Высокие, очень высокие сводчатые потолки, стрельчатые окна с начищенными медными приборами. Тяжелые светло-шоколадные шторы из рытого бархата.
Приличных размеров иконостас в углу и горящая лампада. Вдобавок пахнет свечным воском и совсем чуть-чуть — ладаном. Богомольный, видать, человек здесь обитает. Но не аскет. Скорее, наоборот, весьма богатый, умеющий и любящий своим богатством пользоваться.
На полу громадный, темных оттенков ковер с очень длинным ворсом. Под потолком хрустальная люстра с длинными подвесками, на просторном письменном столе лампа филигранного бронзового литья с глубоким зеленым абажуром.
Почти все простенки заставлены старинными книжными шкафами, до верхних полок которых можно добраться лишь по стоящей тут же стремянке. На свободных от шкафов стенах бархатные планшеты в резных рамах, на которых посверкивали золотом, драгоценными каменьями и разноцветной эмалью многие десятки орденов, российских и иностранных.
Коллекция, судя по всему, стоит сумасшедших денег. Я хоть и не успел рассмотреть ее внимательно, но в глаза сами бросились несколько орденских звезд высших степеней, в том числе Андрея Первозванного и Святого Равноапостольного князя Владимира. И вроде бы командорский крест Мальтийского ордена.
А если это не коллекция, а фамильные реликвии? Тогда хозяин — персона кровей немыслимой голубизны.
Через одно из окон я увидел дом, в котором неимоверно давно жила Ирина, куда она привела меня однажды вьюжным зимним вечером, с чего, собственно, и началась вся эта история.
От воспоминаний неожиданно защемило сердце, опять накатила тоска по былой, бесследно потерянной жизни.
Совпадение ли просто или недоступный пониманию намек, что я очутился так близко от судьбоносного места?
Только я хотел подойти поближе и попытаться по содержанию библиотеки в первом приближении оценить личность ее хозяина, как дальний от меня шкаф повернулся на петлях, оказавшись обычной потайной дверью.