— Нет, я ничего. А вы себе хорошо представляете наше положение? Заодно не забыли наш разговор в пивной? Так вот. Дурака я из себя делать никому не позволю. — И тут же он перешел на стремительный английский. Шульгин говорил очень быстро, едва успевая языком за мыслями: — Дело ведь вот в чем. Дорогу наружу я могу найти и один. Один и уйду. Вы мне совершенно не нужны, если честно сказать. Скорее — даже обуза. Долг чести, если он и был, я исполнил. Дальше живите как хотите. Не моя забота. А если желаете продолжать отношения — расскажите мне все: для чего это все, кто вы, на кого работаете, сколько могу заработать лично я. Ставки у вас идут на миллионы, чувствую. Готов получить свою долю. Или…
Прервался, наблюдая за реакцией Славского, начал, как всегда, выигрывая время и маскируя свои эмоции, прикуривать.
— О чем вы говорите, Ричард? Я не понимаю. Скажите по-русски, по-немецки… — в голосе Славского Шульгин уловил долгожданную слабину.
И ответил опять по-английски:
— Не понимаете? Тем хуже для вас. Лучше бы бросили валять дурака. Вы давно себя выдали. Родной язык от специалиста не скроешь. Я даже могу сказать, откуда вы родом, где учились и какими языками сверху маскируете базовый. Что я, зря изучил лингвистику двенадцати языков?
А выход из лабиринта я найду и без вас. Вы мне не нужны. Это понятно? — помахал он в воздухе ярко пылающей и рассыпающей искры сигарой. — Гуд бай, май лав, донт край, май лав…
Отвернулся от Славского, сделал шаг, второй и, резко присев, развернулся на каблуках.
Станислав, оскалившись, тянул из-за пояса револьвер.
Отлично, просто отлично! Как раз этого Сашка от него и ждал.
— Ну давай, давай его сюда…
Тыльной стороной левой руки он отбил руку Славского в сторону, правой закатил не сильную, но звонкую пощечину, потом отобрал аккуратный восьмизарядный «кольт-38 арми спешиал».
Хорошая такая машинка, с откидным барабаном и полированными ореховыми щечками рукоятки. Но профану что ни дай, толк один…
— Дурак! Ну и подыхай в этой поганой пещере вместе со своим паралитиком!
Сунул револьвер в карман, для полной достоверности мизансцены плюнул Славскому под ноги и не спеша пошел по штреку.
Все это, как ранее отмечено, говорилось по-прежнему на изысканнейшем английском, на котором даже аналоги русских «дурак, подонок и сволочь» звучали вполне по-джентльменски.
Как ему казалось, все он сделал более чем убедительно. Оставалось только ждать.
И результат акции последовал незамедлительно.
— Да подождите же вы, черт возьми! — Этот глас вопиющего в пустыне прозвучал на чистом языке их «общей» родины — туманного Альбиона. — Ладно, понимаю я ваш проклятый язык. Ну и что? Чего вы от меня хотите добиться?
— Мой бог! Я вам уже десяток раз повторял. Что абсолютно ничего. Не нужны вы мне и почти неинтересны. Это я вам все время для чего-то нужен. Но раз вы дозрели, спрашиваю последний раз — в чем смысл всей этой истории, кто вы, кто фон Мюкке и те люди, которые гоняются за нами? Как вы упорно не хотите понять, что судьба свела вас совсем не с тем человеком, которым можно управлять втемную. Вот я вас сейчас немного поучил. Вы не нашли адекватного ответа… Какие у вас претензии?
Даже при свете направленного в потолок фонаря Шульгин увидел, что Славский пребывает в состоянии «плюнь — зашипит». Как раскаленный утюг. Этого он и добивался. Разведчик — обязательно перетерпит. А бывший офицер может и броситься, невзирая на последствия. Впрочем, момент им уже упущен.
Сашка сказал примирительно:
— Плохо владеете собой, «мистер Лоуренс». — Это имя он произнес с издевкой, подчеркивая разницу в классе. — Но вы сами этого добивались. Обычно, когда на Ричарда Мэллони направляют револьвер, он стреляет сразу и наповал. Сейчас я отступил от этого правила, поскольку кое-что нас как бы связывает. Поэтому мой удар по вашему лицу прошу расценивать не как оскорбление, а совсем наоборот. Естественный жест врача, приводящего в себя пациента, впавшего в нервический припадок. Успокойтесь. Все будет хорошо. Возвращайтесь к нашему капитану, покормите его, поспите. Когда я найду выход, я за вами вернусь. Слово чести. Но вам советую хорошо подготовиться и на заданный мной вопрос дать искренний ответ. Договорились, Станислав Викентьевич?
Скрипнул ли зубами Славский, Сашка не услышал. Но тон ответа был подходящий.
Ничего, так с вами и разговаривать…
Однако все же слишком хорош был русский язык этого человека.
Способности профессора Хиггинса, усвоенные Шульгиным через обучающие программы Антона, позволяли установить даже то, что для маскировки природного акцента господин «Славский» прежде русского в совершенстве выучил сначала польский.
А вот это было странно. Неужели он готовился к возможности столь квалифицированного лингвистического анализа? Или все получилось случайно, просто по ситуации.
Сначала потребовался польский (например, для работы против австрийцев во Львове в начале войны или против России в Варшаве ближе к ее концу), а уже потом на этой базе (или параллельно) и в русском усовершенствовался.