Время испытаний

Шли годы. Наследник подрастал, не зная ни отеческого совета, ни материнской любви. И вот однажды приснился ему удивительный сон: будто бы на лесной поляне, поросшей вербеной и крестовником, сидит чёрный медведь, размером с гору. Испугался мальчик — ведь глаза у того медведя были совсем человечьи. Он хотел убежать, но высокие деревья преградили ему путь, а зверь вдруг прорычал:

— Не за себя живёшь, человеческое дитя, а за моего сына. Не должен был ты появиться на свет. Поэтому не видать удачи тебе и всему твоему роду во веки веков. Таково слово Хозяина Лесов!

А потом поведал без утайки, как всё было. Заплакал мальчик — очень уж страшным и огромным был зверь — и проснулся.

С того времени стоило ему лишь закрыть глаза, как чёрный медведь неизменно являлся в его сны. Рычал, скалил окровавленные клыки и всё твердил о неоплатном долге. В полночь у постели непременно обнаруживался кусок протухшего мяса, над которым даже в зимнюю пору роились жирные мухи. С рассветом это напоминание о ночном кошмаре исчезало бесследно, поэтому жалобам юного лорда никто не верил. Когда же он приказал слугам остаться с ним на ночь, выяснилось, что это мясо никто кроме него не видит. Стали поговаривать, что умом он уродился слаб, а духом боязлив — не в отца пошёл. Лекари да колдуны лишь руками разводили, и тогда повелел лорд призвать ту самую ведьму, что когда-то велела добыть медвежью печень. Та ни в какую не соглашалась, памятуя о плетях, но слуги всё равно схватили её и притащили в замок.

— Что же ты наделала, окаянная! — лорд в ярости топнул ногой. — Всё это твоя вина, так держи теперь ответ!

— Негоже пенять старой женщине, коли своими руками всё испортил, — прошамкала беззубая ведьма. — Я и помыслить не могла, что убьёшь ты беззащитную мать с дитём в угоду своему семейному счастью. Подождал бы немного — вышел бы к тебе сам косолапый, чтобы сразиться один на один, как принято у честных людей. И не случилось бы беды. А теперь даже я не знаю, как помочь твоему горю.

Глянул тогда лорд на маленького сына и помрачнел ещё больше.

— Не за себя ведь прошу, — пробормотал он. — Моя-то жизнь всё равно, считай, кончена.

Смягчилось тогда сердце старой ведьмы, и молвила она так: