Орсон замолчал, а Элмерик ещё долго не мог вымолвить ни слова. Услышанное потрясло его. Кто бы мог подумать, что всё это время недалёкий здоровяк, над которым потешались все кому не лень, нёс на своих плечах такую тяжёлую ношу!
— Чего молчите? — нахмурился Орсон. — Не верите, да?
— Я верю, — еле слышно сказал бард. — Просто… мне стыдно. Прости.
— За что? Ты не обижал меня, не смеялся, как некоторые.
— Я не делал этого вслух, но было время, когда я считал тебя дурачком и не раз удивлялся, как такого увальня вообще взяли в Соколы, — эти слова давались с трудом, зато после каждой фразы на душе становилось всё легче и легче. — Глядя на тебя, я часто думал, что ты — хуже. И чувствовал своё превосходство. Но теперь всё иначе…
— Я не хуже тебя. А ты не хуже меня. Все мы просто люди.
— Мудрые слова, — вдруг сказал Джеримэйн.
— Смеёшься?
— Отнюдь. Я всегда говорю то, что думаю. Человек может вести себя, как дурак. Но это не значит, что он всегда такой тупой. В другие моменты он может быть умным. Я не про только тебя, если что. Про всех нас в разные моменты жизни.
Похоже, это был такой способ сказать «прости, я был не прав» по-Джеримэйновски.
— А кто был тот человек-та? — поинтересовалась Розмари. — Мастер Патрик?
— Он самый. Я ушёл с ним, не спросив дозволения. Отец до сих пор страшно зол.
Ох уж эти отцы! Элмерик вздохнул, припомнив своего.
— Понимаю. Я тоже сбежал из дома когда-то… Слушай, а ты всё ещё видишь эти сны?
— Да, но уже не каждую ночь. То ли здесь место такое, то ли проклятие со временем ослабло.
— Хочешь, я могу взглянуть на эти куски мяса истинным зрением?
Орсон покачал головой:
— В этом нет необходимости. Я уже уверился, что оно не настоящее. Это только моё проклятие. Никто другой его не увидит.
— А знаки на твоих руках? Это ведь огам? Можно посмотреть?
Орсон засучил рукава. Татуировки и шрамы покрывали не только тыльную сторону его ладоней, они протянулись до самых локтей. А может и выше. Теперь Элмерик понимал, что это сильные защитные чары.
— Тот, кто сделал это, пытался избавить тебя от страхов?
— Это была та ведьма. Мы виделись с ней тайком. Не знаю, в чём был её интерес, но я всегда знал: она не желает мне зла. Позже она и меня научила. Поэтому у меня с огамом проблем и не было. Кстати, и мастера Патрика сперва привлекли мои руки, а потом уже я сам.
— Больно было-та? — Розмари потянулась, чтобы коснуться загадочных символов, но в последний миг отдёрнула руку.
— Нет, терпимо…
— А белый друид-та? Кто он?
— Понятия не имею, — вздохнул Орсон. — Его я пока не встретил.
— А ты заметил, что мастер Каллахан всё время косился куда-то в угол?
Джеримэйн был мастером начать беседу вот так внезапно. Элмерик уже готовился лечь, но от неожиданности застыл с подушкой в руке.
— Да. Ты знаешь, почему?
— Есть у меня одна идейка. Тебе понравится. Или нет. А следы вокруг дома видел?
— Какие ещё следы?
Мельница, конечно, была хорошо защищена, но… а вдруг маг Лисандр бродит где-то неподалёку?
— Собачьи или волчьи. Появились после приезда Каллахана. Сперва я подумал, что он сам умеет превращаться в зверя, но, похоже, за ним по пятам ходит какая-то невидимая тварь. Он даже гладил её, когда думал, что на него никто не смотрит.
Элмерик хмыкнул, ощутив укол зависти. Умеет же Джеримэйн подмечать всякое!
— Ты считаешь, что мог бы подкрасться к эльфу и тот тебя не заметил бы?
— Может, и нет. Но тварь у него точно есть! А мастер Патрик едва на ногах держится, ты заметил?
— Угу. Он будто вообще не спал. Думаешь, это как то связано с тварью?
— Вряд ли. Они с Сентябрём что-то мутят. Всё время проводят вместе в кабинете. Я пытался подслушать, но там мощные чары тишины висят — не пробиться.
Им тоже не помешали бы чары тишины: Орсон молодецки храпел на всю комнату. Ляжешь — всё равно не заснёшь. Тем более, что сна не было ни в одном глазу. И, пожалуй, Элмерик был не прочь поболтать.
— Кстати, а что ты думаешь об этом рыцаре Сентября? Не успел разглядеть, что у него под маской?
— Увы, нет. Но ясно одно: мужик на взводе.
— А мне он, наоборот, показался на редкость бесстрастным. Если не считать упоминания о королеве Благого двора.
— Это тебя маска сбивает. Вот скажи мне, когда ты видел его с Мартином на конюшне, Сентябрь тоже был такой отмороженный?
Элмерик напряг память.
— Нет, вроде. Они подшучивали друг над другом, смеялись.
— Вот то-то. Я внимательно наблюдал за ним весь вечер. От него ощущение, какое бывает зимой в горах. Скажешь неосторожное слово или стронешь мелкий камушек — и загремит-покатится смертоносная лавина… Готов биться об заклад — Сентябрь в ярости. Просто ярость у него не огненная, как у мастера Флориана, а холодная, как лёд. И взгляд ты видел? Мёртвый, тяжёлый. Такой только от сильного горя бывает. Думаю, это из-за Мартина. Они же близкими друзьями были. А, может, и не только друзьями… Кстати, а ты когда понял, что Мартин был одним из Соколов, и его с самого начала приставили за нами следить?