Время итогов

Все это рассказано ясным поэтичным языком. Казалось бы, и достаточно для хорошей книги. Но Солоухину этого мало. По своей природе он мыслящий писатель. О чем бы он ни писал, в его произведении об язательно должна господствовать мысль. Должны быть раздумья. Есть они и в «Прекрасной Адыгене». Очень серьезные — о назначении человека в жизни, о том, каким быть. «Победить себя!» — то есть заставить себя совершить предназначенное, поправ слабоволие, наперекор всему недостойному человека, выйти победителем. «Презирая самого себя, жить нельзя», — говорит Солоухин в другом месте. Говорит, казалось бы, по довольно простому поводу. Вместе со своей группой рассказчик прошел половину пути на Адыгене и теперь подумывает о том, не вернуться ли назад: «Кто меня гонит? Поигрался, позабавился, ну и хватит. Полазал по скалам, отработал каменные осыпи, снег и лед, сходил на Аксай. Все хорошо. Довольно. Зачем тебе еще и вершина Адыгене? Миллионы, миллиарды людей живут на земле, не делая восхождения на вершины, и ничего ведь, живут. Точно все клином сотилось на этой вершине. Адыгене! Объяви утром, что ты не хочешь идти, и группа уйдет без тебя. Скажи, что неважно себя чувствуешь...»

Действительно, что тут такого, взять да и не пойти дальше. Представление имеется, а тут еще «насос» начинает перестукивать. Взять да и вернуться, Но, оказывается, этого делать нельзя, и не потому, что будет неловко перед товарищами (как бы дезертир!), а и потому... и дальше следуют великолепные примеры из жизни Великих. Идет речь о чести. Дуэль. «В те времена, приняв вызов, уже немыслимо было взять да и не выйти к барьеру. Продолжать жить можно было, только постояв у барьера и выдержав выстрел противника... А казалось бы, что такого? Взял да и не явился. Удалился в свое глухое имение коротать там остальные дни в одиночестве, в компании стеганого халата, длинной трубки да стакана вина. Лермонтов, скажем. Неужели он не сознавал своего значения для России и ничтожества Мартынова по сравнению с собой? Неужели он не понимал, что нельзя ставить на карту Лермонтова (Лермонтов!), не сделавшего еще и сотой доли, что ему предназначено? Что такое условность? Что такое Мартынов? Что такое честь? Что такое пятигорские сплетни по сравнению с будущим романом, с журналом, который Лермонтов собирается издавать, с русской литературой? Потомки небось простили бы, если бы струсил да и не вышел к барьеру! Все так. Мартынов, может быть, действительно ничего не значил, равно как и пятигорские сплетни, но значило презрение к самому себе. Презирая Мартынова, жить можно. Презирая условности света, жить можно. Презирая самого себя, жить нельзя».

Этот довольно большой отрывок я привел, во-первых, потому что встречаться с солоухинским словом всегда приятно, а во-вторых, для того, чтобы показать, какими высокими нравственными категориями оперирует автор, думая, казалось бы, о таком не столь уж значительном — идти дальше в гору или не идти. Но в том-то и дело, что это так же значительно и важно, как и в примерах с Великими, ибо большое всегда начинается с малого. В вопросах же нравственного нет малого, как не может быть маленькой подлости. Маленькой трусости. Маленького предательства. Все ответственно, если ответственность начинается с себя. Если она, как нравственная категория, есть, тогда есть место и патриотизму, и уважению к своему народу, и гордости за свою Родину. Характер, мировоззрение воспитывает и обуславливает среда, в которой живет и действует человек. Но в жизни его возможен и такой час, когда наступает как бы проверка его нравственных качеств, когда только он сам, и никто кроме, должен решить жизненно важный вопрос, и решить бескомпромиссно, ибо «презирая самого себя, жить нельзя».

Новая книга. Чем она порадует? Познакомит ли с интересными людьми? Как глубоко проникнет автор в душевное состояние героев? Расскажет ли о жизни по-своему? Взволнует ли? И эти, и десятки других вопросов встают передо мной, когда я беру в руки новую книгу.

Из краткой аннотации, предваряющей книгу Григория Боровикова «Дальний ветер», становится известно, что писатель живет на Волге, что его интересует «быт деревенских и городских жителей», что люди его рассказов «колоритные, рельефные», что через многие рассказы проходит тема любви. К этому следовало бы еще добавить, что язык Боровикова образный и все, о чем он рассказывает, видишь.

В сборнике десять рассказов. Я не задаюсь целью говорить о каждом из них. Но об одном рассказе, который заставил меня задуматься, мне необходимо сказать. Называется он «Венерин башмачок». Есть в этом рассказе такое место: «Был он в ту пору молод и сентиментален (выделено мной. — С. В.). Тогда ему казалось все ясным, предопределенным кем-то свыше, и на свою долю он брал лишь счастье жить, любить и сознавать себя частью чего-то великого. Позднее жизнь долго и грубо выколачивала из него все это, но он не сдавался и всеми способами берег желание вернуться к былому, которое казалось ему красивым, неизменным, бессмертным».