Время кенгуру

— А ты чего молчишь?! — заорал я на кенгуру. — В него целятся, а он молчит! Сказал бы чего-нибудь!

— Да мы вроде поговорить, — молвил кенгуру.

— Он что, в самом деле понимает? — удивился охотник.

— А то нет!

— Да все я прекрасно понимать, — подтвердил кенгуру.

— А ты, барин, с дирижабля? — догадался охотник.

— С дирижабля, откуда же еще?!

Охотник беззлобно рассмеялся над собственной оплошностью и повесил ружье на плечо.

— То-то я смотрю. Зверюга говорящая в капкане сидит, а дирижабля рядом нет. Это-то меня и смутило. Ну извиняй, барин, за ошибку. Дорофеем меня кличут. Сейчас освобожу твоего товарища из капкана.

— А я князь Андрей Березкин, — представился я. — Не надо освобождать, мы сами освободимся. Гляди.

С такими словами я поднес включенный первертор к носу принюхивающегося Пегого. Кенгуру двинул носом и принялся размягчаться. Вскоре он размягчился настолько, что голова его полностью втянулась в отверстие. За головой последовали передние лапы и туловище с задними ногами. Хвост исчез последним, пару раз взмахнув на прощание.

Собачка Дорофея сидела с видом Плуто, из-под носа которого утянули мозговую косточку.

— Ну дела, — сказал охотник уважительно. — До чего наука дошла, страшно представить! Я так сразу и понял, что на дирижабле прилетели. На чем еще? Вот стану вечером старухе рассказывать, а не поверит.

Выключив первертор, я распрощался с Дорофеем и заспешил к дирижаблю. Времени потеряли часа полтора, если не больше.

Я, через два дня

Через два дня Люська заболела.

Мы с Ермолаем сидели на веслах и с трудом выгребали против встречного ветра, когда встревоженная Натали сообщила:

— У барыни жар!

Я кинул весла на Ермолая и подбежал к жене. Действительно, у нее был сильный жар. Люськино лицо горело, в то время как тело бил озноб, несмотря на то, что Натали укутала барыню в меховую шаль.

— Люси, что с тобой? — воскликнул я патетически.

— Ах, Андрэ, мне что-то совсем худо. Видимо, я умираю, — прошептала жена.

— Нет, Люси, ты не умрешь. О чем ты говоришь, глупенькая?! Разумеется, ты выздоровеешь.

Я вернулся на весла и с удвоенными — нет, даже с утроенными — усилиями принялся грести, понимая, что от скорости зависит молодая Люськина жизнь. Мы находились недалеко от Перми. Там квалифицированные доктора, они окажут Люське врачебную помощь, но до Перми нужно еще долететь. Ермолай, видя мои усилия, в свою очередь поднажал. Дирижабль устремился в направлении Перми, против ветра.

Как назло, ветер только усиливался. Парусиновые весла тряслись от напряжения, однако дирижабль медленно, но верно продвигался вперед.

Через час Люське стало совсем плохо. Жена вся горела. Я не знал, что может спасти ее жизнь, разве что антибиотик. Решив, что терять нечего — если умрет Люська, пропадай вся вселенная, — я выхватил из кармана первертор.

Нажав на пуск, я принялся ожидать, когда из отверстия вытечет розовая субстанция. Ермолаю было не до того: он выгребал против ветра обоими веслами. Люська ничего не различала, потому что была в жару: ей вообще могло пригрезиться все, что угодно. А Натали не обращала внимания на розовую субстанцию, потому занималась больной барыней. Кроме того, Натали однажды уже наблюдала вытекание кенгуру из первертора — ей такое было не в новинку.

Розовая субстанция вытекла и сформировалась в Толстого.

— Зачем вызывать? — спросил кенгуру, удивленно оглядываясь. — Найтить протечка? Иначе полный швахомбрий.

— Я тебе покажу полный швахомбрий! — заорал я, теряя остатки самообладания. — У меня жена при смерти, а он со своим швахомбрием лезет! Вот что я тебе скажу, кенгуриная морда. Или ты мне достанешь сейчас антибиотик, или я тебе такой швахомбрий устрою, мало не будет. Наш микромир тебе величиной с египетскую пирамиду покажется!

— Достать антибиотик? У нас не бывать антибиотик, — растерянно сообщил Толстый.

— А мне плевать, бывает или не бывает. Спроси у других агентов: возможно, у них найдется, — проревел я угрожающе, — Или тебе полный швахомбрий уже сейчас настанет. С дирижабля выкину к чертовой матери!

— Спросить у других реагентов.

С этими словами Толстый сунул переднюю лапу в первертор и через некоторое время всосался туда полностью.

Мне некогда было раздумывать над тем, вернется создатель вселенной на дирижабль или не вернется. Я бросился к веслам и, на пару с Ермолаем, погреб против ветра, к желанной Перми, в которой единственно было спасение. Я греб с такой силой, что, казалось, умру от разрыва сердца раньше Люськи. Я греб, несмотря на то, что находился в истощенном от перенапряжения состоянии. Я греб вопреки всему, что пыталось остановить меня на праведном пути. Поэтому не расслышал, как Натали сквозь свистящий ветер кричит:

— Барин! Барин!

«Все, — подумал я. — Люська кончается.»

«Может, не кончается», — послышался, откуда-то издали, внутренний голос.

«Не отвлекай, у меня траур.»

Оказалось, что Люська пока не кончается. Изможденный непосильной греблей, я не заметил, как из моего кармана струится розовая субстанция. Субстанция вытекла, и сформировавшийся Толстый произнес: