Озеро Энамо́нэ хранит множество печальных историй. Пожалуй, самая известная из них — о трагической смерти юной Девианны, безответно влюбившейся в Спящего Владыку. По преданиям, Спящий испокон веков пребывал на дне Энамонэ и видел сны, в которых ему являлись Боги и нашёптывали тайные знания. Со временем Владыка обрёл мудрость и открыл третий глаз, если верить слухам деревенских жителей, клявшихся, что собственными глазами видели в холодных водах безразличного ко всему гиганта, пронзающего чёрный небосклон лучом из горящего ока. Все в округе боялись и почитали Спящего Владыку. В честь него на берегу озера воздвигли статую, куда жители приносили дары, чтобы задобрить Богов и не тревожить мирный сон Спящего. К сожалению, статуи просветлённым, которые повсеместно воздвигали в Эйферии и Корвунгарде, служили не только местом почитания и святости, но и источником иллюзий для молоденьких, наивных девушек. К таковым и относилась Девианна, светловолосая деревенская девчушка шестнадцати лет от роду. Она верила в то, что, открыв Владыке око прозрения, Боги на самом деле ослепили его, и только истинные, пылкие чувства способны по-настоящему разбудить Спящего. Каждый день девушка приходила к величественной статуе, украшала её ромашками и васильками и подолгу смотрела на безмятежную водную гладь, ожидая, что в один прекрасный день из озёрных вод выйдет Владыка, обратит на неё своё божественное слепое око и навсегда закроет его, открыв два человеческих.
Если Дети Фера когда-то превратили кусок глины в живое, чувствующее существо, значит ли это, что им не чуждо ничто человеческое?
Значит ли это, что они тоже могут испытывать простое человеческое сострадание?
Владыка озера так и не вышел к ней.
И она решила сама найти путь в его царство.
Всё, что осталось от Девианны, — лишь одна красноречивая фраза на песке: «Спящий должен проснуться». Да и ту вскоре смыли равнодушные волны.
Давно нет уже той деревни и той статуи на берегу, но печальная история Девианны в народной памяти отчего-то сохранилась.
В этих местах и остановились на ночлег уставшие компаньоны. Ирвин занялся разведением костра, Полоний отправился искать поблизости хорошее местечко для вечернего ритуала, Люмора, залюбовавшись красотами озера, захотела подойти поближе к воде, а барон Рокуэлл, приказав оруженосцу помочь с костром Ирвину, почувствовал, что не может упустить такой шанс, и решительно последовал на берег за своей возлюбленной.
Девушка стояла лицом к озеру и пристально смотрела вдаль, на опускающегося за сосновый лес Бога Света. Ветер развевал ее темно-каштановые волосы и длинный фиолетовый плащ. Было холодно, но, казалось, Люмору не волновали подобные пустяки. В эти мгновения она так сильно напоминала грустную Девианну из древних преданий, что Рокуэллу стало как-то не по себе. Он поравнялся с девушкой и взволнованно произнес:
— Если кто-то из этих… ну, посмел обидеть вас, скажите мне, и мерзавцу несдобровать!
Люмора удивленно посмотрела на него.
— Что вы, барон, со мной все в порядке. Лучше ответьте, только честно: вы любите Ночь?
— Ночь? — опешил Рокуэлл. — Ну… — он почесал в затылке. — Ночь — это… хорошее время для славной пирушки!
Девушка рассмеялась.
— Иного ответа я и не ждала, — сказала она и дружелюбно улыбнулась барону. — Я люблю Ночь! Знаете, жрецы постоянно бормочут, что Ночь развращает людей, что Ночь — это не время для наслаждений, но кто из жителей Эйферии всерьез верит их словам?
— Никто! — легко согласился Рокуэлл. — Эти тупые ослы… э-э-э… прошу прощения, мадам, эти жрецы не понимают простых человеческих радостей! Да вы взгляните только на нашего… э-э… набожного соратника! Он слеп, глух к настоящей жизни! Всё время лепечет что-то про Фера, про то, что Тьма опасна, не замечая, что все вокруг наслаждаются Ночью! Влюбленные целуются после заката Фера, а самые дерзкие приключения происходят после хорошей полуночной попойки… Что это?
— Где? — спросила Люмора.
— Мне показалось, хрустнула ветка.
Барон и Люмора заозирались. И, надо сказать, предчувствие не обмануло Рокуэлла. За одним из деревьев тихо злился Полоний, который со своего ритуального места заметил компаньонов и решил подслушать их разговор.
«Слеп и глух, значит, да, барон? — злобно повторял про себя жрец. — Не понимаю жизни, значит? Ничего, жирный кретин, мы с тобой еще поквитаемся!»
— Я люблю Ночь, — повторила Люмора, вновь устремив взгляд на озеро. — Она помогает мне… не забывать о Фернандо.
Рокуэлл нахмурился:
— Кто такой Фернандо?
Люмора с удивлением посмотрела на него, а потом опомнилась:
— Ах да, я же вам не рассказывала… Фернандо — моя первая любовь. Нам было по семнадцать лет, когда… Когда мы отправились в подземелья за этим дьявольским Реферактом.
За деревом Полоний чуть не вскрикнул от радостного возбуждения.
«Ха! — потирая ладоши, подумал он. — Неужто она прямо сейчас расскажет этому болвану, где взяла магический веер?»
— Он погиб, — продолжила Люмора, глядя на выплывающую из-за горизонта старушку Реф. — Его… его раздавила каменная плита.