Время кобольда (СИ)

– Хотела ещё одежду постирать, но решила, что вы меня проклянёте за ожидание. А вы тут, оказывается, не скучаете!

– Не надо стирать, – сказал я, – сунь вон туда.

Показал ей лифт, откуда достал бельё.

-Уверен, Кэп? Это точно прачечная, а не мусоропровод, например?

– Заодно и узнаем…

– Ну да, не ты же без хоботьев останешься. Это Сека может голая ходить и гордиться, а моей жопенью интерьер не украсишь.

– Там в шкафу полно одежды. Мужская на тебя налезет, нам не до гендерных предрассудков.

Звякнул кухонный лифт.

– Охренеть! – завопила Натаха. – Да тут и вино! Алкоголь, божечки, как я тебя хотела!

Поднос сервирован точно так же, как предыдущий.

– Аркогорь есть тут! – сказала Сэкиль, открывая тумбочку.

– Девки-тётки-мужики! Мы в раю! – выдохнула Натаха.

***

Настоящий минибар – несколько бутылок разного вина, бутыль шампанского, водка, виски, пиво, снеки. Как в дорогой гостинице, только этикетки нейтральные – чёрным по белому, без картинок. «Вино красное сухое». «Вино белое сухое». «Вино красное полусладкое». «Вино игристое». И так далее.

– Пиво, пивко, пивцо, пивасик! – Натаха ухватила бутыль «Пива светлого» и заметалась в поисках открывашки. – Даже не просите, не поделюсь!

Открывашка нашлась в дверце минибара, но запоздало – женщина решительно содрала пробку своими редкими и желтоватыми, но, похоже, крепкими зубами.

– Стакан возьми, Натаса!

Содержимое бутылки уже стремительно убывало, потребляемое прямо из горлышка.

Звякнул кухонный лифт – пришла третья порция.

– Я помоюсь поззе! – решительно заявила Сэкиль. – И укусу всякого, кто дазе посмотрит на мою рыбу!

Глава 24. Аспид

Why is a raven like a writing-desk?Lewis Caroll. Alice in Wonderland

______________________________

Я смотрел на так и не повзрослевшие лица своих бывших выпускников. Микульчик без возражения открывал капсулу за капсулой. Они не казались спящими. Они казались покойниками, которым не дают окончательно умереть при помощи электрического вуду. Провода, шланги, электромиостимуляторы и массажёры. Капсулы поддерживают жизнь тела, пока их сознание… Где? Где-то. Я уверен, что оно есть и чем-то сильно занято. Не таковы мои ребята, чтобы просто впасть в кому.

– Активность мозга у всех очень высокая, – подтвердил мою убеждённость доктор. – Они упорно над чем-то работают.

– Микульчик, но так же нельзя.

– Наверное. А как можно? Если их отключить, они умрут. Если их не отключать – наверное, умрут тоже. Но не сразу. И, может быть, не все.

– Почему всегда приходится выбирать между херовыми и совсем херовыми вариантами? Не отвечай, это риторический вопрос.

***

В гостиной – Эдуард и Настя. Беседуют. Настя немного смутилась, Эдуард – ничуть. Смотрит нахально и уверенно, с ехидным превосходством. Мы с Михой играем в шахматы – почти на равных, потому что он маленький, а я просто хреново играю, – так вот, у него такое лицо делается, когда он продумал пакость на пару ходов вперед, а я никак не догадаюсь, какую именно. В случае Михи это мило. В случае Эдуарда – нет.

– Настя, можно тебя отвлечь?

– Да, иду. Потом договорим, Эдуард.

– Вы уже «на ты»? – не удержался я, пока мы поднимались по лестнице.

– Пап, я знаю, что он тебе не нравится. Давай не будем это обсуждать?

Вот и всё. Ответа: «Нет, все равно будем», – ситуация не предусматривает. Если настаивать, разговора не получится, только поссоримся. С воспитанниками я в таких случаях могу прибегнуть к манипуляциям, хитростям и софистике, но на дочь это не действует. Она меня слишком хорошо знает.

«Не будем обсуждать», – это означает, что ситуация её эмоционально затрагивает. Имеет право. Но какого чёрта её затрагивает Эдуард?

Когда дети вырастают, то родители перестают быть их проблемой. Но они остаются проблемой родителей. Анизотропный процесс.

– У тебя было дело, или ты просто хотел обломать разговор?

– Дело.

– Внимательно слушаю.

Тон сухой, как коробка силикагеля. Дочь мной недовольна.

– Мне нужно посмотреть Дораму.

– Это общедоступная трансляция, пап. Уверена, ты сумеешь подключиться сам.

– Мне надо посмотреть с тобой. Я никогда не смотрел линию, где Джиу, я не замечу разницы, если она есть.

– Это связано с нашими ночными… гостями? – смягчилась Настя. – Ты сказал, что они не актёры… А кто?

– Думаю, персонажи. Не спрашивай, как это возможно.

– Заинтриговал, – призналась она. – К тебе или ко мне?

***

У Насти очень чисто и строго. Как будто не она превращала в уютную помоечку свою комнату всё время, пока мы жили вместе. Запрещенную к уборке (и для меня, и для Марты) помоечку, где девочка чувствовала себя комфортно, как упавший в мусорное ведро опоссум. Теперь живёт одна – и поди ж ты, стерильно. Мы уселись на кровать, и она расшарила для меня трансляцию. Кобальт учёл второго зрителя, проекция развернулась.

Теперь мы смотрим сбоку и чуть сверху на неторопливо едущий по дороге мотоцикл. За рулём коренастый Степан, сзади, почему-то спиной к нему, сидит Отуба. Ноги в высоких грубых ботинках упираются в задние фонари. В коляске, свесив ноги наружу, развалилась Джиу.