Время кобольда

— Но позвольте! — недовольно сказал муниципальный образованец. — Почему? Ваша компания больше не является ключевым спонсором учреждения!

— Разве? — крайне иронично уставился на мэра Петрович.

— Э… Тут небольшое недоразумение… — мэр местами побледнел, местами покраснел и сразу весь вспотел. — Вы просто не в курсе, там по другой графе проводится… Сложная отчётность… Непубличные суммы…

О, так он ещё и денежки наши прикарманивает? Нет, дело-то обычное, но чтобы вот так совсем все?

— Так я могу высказаться? — невежливо перебил его Петрович.

— Да-да, разумеется, — проблеял мэр, обтекая лицом и глядя в угол.

Надо же, ему всё-таки неловко. Я думал, совесть у них изымают под роспись при вступлении в должность.

— Так вот, — Петрович знакомым жестом погладил совершенно седую бородку. — «Кобальт системс» категорически не приветствует замену директора в данном учреждении, а также передачу известной вам недвижимости другому собственнику.

Он прожёг строгим взглядом проекцию инвестора, отчего она замерцала и исчезла. Или тот просто решил, что делать тут больше нечего и отключился. За ним, ещё раз кивнув мне, исчез и сам Петрович.

За столом сначала косплеили немую сцену из «Ревизора». А потом, придя в себя, решили втоптать меня в землю хотя бы там, где можно.

Меня оставили директором (с Кобальтом бодаться — дураков нет).

Меня снова лишили бонусов. Но я на них и не надеялся.

Мне принудительно поставили заместителя — «с испытательным сроком в полгода». Не потому, что они сомневаются в его пригодности на должность, а потому, что пока идёт этот срок, я не могу его уволить. Полгода Эдуарда! Как бы его не убить случайно. Или наоборот, организовать несчастный случай?

Меня приговорили к психотерапевтическому обследованию в заведении доктора Микульчика.

Пока медицина решает, насколько я адекватен (Адекватен чему?), заместитель директора — Эдуард — имеет право голоса на совете. И обязанность выносить на совет любые мои распоряжения, которые кажутся ему неверными, и не исполнять их до тех пор, пока совет не утвердит. Теперь я имею под боком официального саботажника, который может парализовать всю деятельность «Макара», а я его даже уволить не могу.

Несчастный случай кажется всё более привлекательным вариантом.

Глава 13. Кэп

It’s a poor sort of memory that only works backwards.

Lewis Carroll. Through the looking-glass

— Доброе утро, Кэп!

На меня смотрит удивительно некрасивое женское лицо. Его черты напоминают неудачно размазанный по сковородке блин.

— Я Натаха! — радостно скалится оно кривоватыми жёлтыми зубами. Над верхней губой небольшие усики, брови внушительно-кустисты, под ними прячутся крошечные бесцветные глазки.

Отодвигается, и я вижу, что женщина по-своему гармонична — с фигурой ей не повезло так же, как с физиономией. И почему она лежит рядом со мной в… Ах, нет, не в кровати. На брошенных на пол какого-то пыльного склада матрасах. Мы что, бомжующая пара? Я настолько никчёмен, что не нашёл никого симпатичней этой говорящей тумбочки? Почему «Кэп»? Я бывший моряк, что ли? «А теперь вот я бичую, так как списан подчистую с китобоя-корабля», — всплыла в памяти строчка.

Ага, стихи, мы, значит, помним. А кто таков и где проснулся — нет. Очаровательно.

За спиной что-то зашевелилось.

— Привет, Кэп! Я Сэкирь!

Симпатичная азиаточка. Может быть, я не безнадёжен. В зеркало бы глянуть.

— Вы ни хрена не втыкаете щас, Кэп! — Натаха как бульдожка — дружелюбна так же, как и уродлива. Кажется, что сейчас оближет от избытка чувств. — Но это пройдёт! Чуток потерпеть — и память вернётся! Почти вся! А чего не вспомните — мы с Секой вам расскажем!

— А есё у вас бумазка есть, где вы всё записываете! Вот она! Но там сначара неправирьно! Вы писете, сто мне нерьзя верить, а это не так! Вы узе передумари! Я хоросая!

Азиатка прильнула ко мне сзади так, что организм бодро отреагировал. А ещё мне нужно в туалет.

— Сортир там, Кэп! — сказала Натаха, заметив мой ищущий взгляд. — Но душа нет. Мы тут все немного не розами пахнем. И да, увидишь чёрную страшную бабу — не удивляйся. Приблудилась.

Страшную? Если страшнее неё — то как бы до сортира успеть добежать.

Негритянка спит на матрасе в соседнем ряду стеллажей. Страшна разве что для тех, кто не видел негров, а так — обычная. Губы чёрные варениками, расплющенный широкий нос, кучерявая жёсткая волосня. Худая, костлявая, ноги длиннющие. Выглядит измученной даже во сне. Видать, жизнь не балует.

А вот в сортире…

— Эй, как вас там… Натаха и… — позвал я тихо.

— Чего, Кэп? Бумага кончилась?

— Это так и должно тут висеть?

За проходящую под потолком трубу привязан дешёвый дерматиновый брючный ремень, в его петле повис сизо-серый негритос. Ну кто ж так вешается? Продел в пряжку, сунул башку и с унитаза шагнул. Ремень и не затянулся толком. Вон, до сих пор ноги подёргиваются.

— Блядь, Сэмми, дебила кусок! — расстроилась Натаха. — Я его приподыму, а ты режь. Вот тебе ножик, сама точила…