Дождь припустил, разойдясь не на шутку: крупные капли барабанили по крыше, так что казалось, будто на автомобиль уселась стая птиц и принялась стучать острыми клювами. Дворники метались по стеклу, как сумасшедшие, проносящиеся мимо машины то и дело окатывали автомобиль грязной водой.
«Красота, да и только», — подумал Никита, ожидая Юлиной реакции, но та молчала.
Невысокую худенькую девушку, стоящую на обочине, первой увидела Юля. Одетая в джинсы и футболку, она переступала с ноги на ногу и ежилась под синим зонтом, пытаясь защититься от летевших в нее брызг. Руку, чтобы проголосовать, не вскидывала — видимо, уже отчаялась дождаться, что кто-то подвезет ее.
— Останови. Жалко человека, — сказала Юля, и Никита послушно притормозил.
В первое мгновение девушка, кажется, не поверила своему счастью, но потом поспешно бросилась к машине, не обращая внимания на лужи, на ходу складывая зонт.
— До Ивантеевки не подвезете? — спросила она, открывая дверцу.
— Садитесь скорее, — отозвался Никита, вспомнив, что на их пути должен быть поселок с таким названием.
— Ой, спасибо вам огромное! Тут недалеко! — тараторила пассажирка. — Никто не останавливается, все мимо пролетают, а пешком по такой погоде приятного мало!
Она оказалась старше, чем Никита решил поначалу: было ей, пожалуй, за тридцать, не девушка, а, скорее, молодая женщина, которая из-за субтильного сложения издалека выглядела совсем девчонкой.
Юля охотно вступила в разговор с новой попутчицей, поясняя, кто они и куда едут, а та не переставала петь дифирамбы их отзывчивости. Никита не вслушивался в беседу, снова полностью сконцентрировавшись на дороге.
Машина еле ползла. Если дождь не прекратится, до Волгограда они доберутся куда позднее, чем предполагали.
Зазвонил сотовый.
— Ответь, пожалуйста. Кто там? — не отрывая взгляда от дороги, спросил Никита.
— Да, Олег, — проговорила Юля, отвечая на звонок.
«Может, хочет сказать, что ему все осточертело, и они с Ларисой решили вернуться домой?» — мелькнула мысль.
— Олег говорит, их навигатор показывает развилку через семь километров. Ты видишь ее?
Никита перевел взгляд на экран, провел по нему пальцем, чтобы посмотреть, что там, впереди.
— Вижу, — коротко ответил он.
— Говорит, если туда свернуть, то получится сократить путь почти на пятьдесят километров.
«Полтос», — подумал Никита. — Он точно сказал «полтос».
— Дай мне трубку.
Юля протянула ему телефон.
— Братан, свернем? Чего ползти, когда можно срезать? Погода еще хреновая.
— Там, судя по всему, проселок, не трасса. Здесь трассы-то не ахти, а уж…
— Ладно тебе бухтеть! Танки грязи не боятся!
Никита молчал, раздумывая, а Олег продолжал напирать:
— У твоей малышки посадка высокая, проедет, не ссы.
И то, как Олег назвал «Ниссан», который Никита обожал, и за который еще не выплатил кредит, и это пренебрежительное «не ссы» задели, поэтому он с досадой проговорил:
— Ладно, давай свернем.
— Вот и ладушки.
Никита передал телефон жене.
— Ты уверен, что… — начала было она, но Никита перебил, с трудом скрывая раздражение. Не на Юлю злился — на Олега, а еще больше — на себя и свою сговорчивость, неумение говорить «нет».
— Так и правда будет быстрее.
— Не будет, — внезапно раздалось с заднего сидения, и Никита вздрогнул от неожиданности. Он и забыл о присутствии постороннего человека в машине.
— Что, простите? — удивилась Юля.
— Говорю, не получится быстрее. Не нужно вам туда сворачивать.
Никиту поразили не столько сами слова, сколько тон, которым женщина их произнесла. Говорила сухо, напряженно, и Никите показалось, что он знает, почему.
— Ивантеевка на другой дороге остается? В этом дело?
— Нет, — отрезала она. — От той развилки до моего поселка совсем близко. Доберусь.
Никита посмотрел на нее и увидел, как она нервным жестом отбросила со лба темную прядь.
— Это дурное место. Есть же нормальная дорога! Езжайте спокойно.
Юля, кажется, не на шутку занервничала.
— А что с тем проселком не так? Воруют? Застрять можно?
Пассажирка наклонилась вперед, тронула Юлю за плечо и быстро заговорила, понимая, что до развилки осталось не так долго ехать:
— Там раньше кладбище было. Не обычно, а такое, на котором в старину хоронили преступников, убийц, тех, кто не своей смертью умер — утопленников, повешенных, кто упились до смерти. Их не обряжали, не отпевали, не поминали — таких не положено! Бросили в яму — и ладно. А еще некрещенных младенцев, мертворожденных…
— Ладно, ладно, мы поняли, — прервал ее излияния Никита, уже жалея, что проявил милосердие и взялся подвезти экзальтированную девицу.
«Истеричка какая-то!» — подумал он, а вслух спросил:
— И что с того?
Если пассажирка и обиделась на резкость, то виду не подала.