Придорогин смотрел на карту области, прикидывал, где могли затаиться преступники. Если Эсер появляется в городе, то можно предположить с большой достоверностью, что его отрядик находится поблизости, в округе до ста километров. Наиболее вероятным местом могли быть окрестности озера Банного. Геологи нашли там в Горном ущелье возле Чертова пальца землянку с нарами, чугунным котлом, складом пшеничной муки и мясными консервами. Консервы они украли, пытались продать их на базаре, но были задержаны. Проверка показала, что консервы из склада, ограбленного бандой Эсера. Бурдин с группой оперативников установил наблюдение за подходами к Чертову пальцу. В округе паслись конские табуны башкир. Если бандиты связаны с башкирами, то они могли брать коней для вылазок из этих табунов.
Придорогин запретил оперативной группе обыскивать землянку, находящуюся у Чертова пальца. За Горным ущельем наблюдали издали, с вершин холмов и скалистых гребней, пользуясь биноклями. С башкирскими пастухами не разговаривали, пытались на глаза им не попадаться. Оперативники ходили тремя небольшими группами, по три-четыре человека, с теодолитами и кирочками, маскируясь то под геологов, то под геодезистов. При встречах с местными жителями и туристами объясняли:
— Ищем марганцеву руду, — и показывали образцы фиолетово-черной породы приозерного происхождения.
На бортах грузовой машины-полуторки, которая привозила оперативников к Банному озеру, было написано крупно: «Геологическая экспедиция». В составе оперативных групп были в основном работники НКВД из Челябинска, Кургана, Златоуста. Местных не посылали, их могли опознать. Недели через три стало ясно: банда базируется у Чертова пальца. Придорогин начал разрабатывать операцию по захвату и уничтожению преступников. В Магнитогорске разместилась рота красноармейцев из 25-й стрелковой дивизии.
А город не замечал военных приготовлений. Все так же дымили мартены, люди стояли в очередях за ливерной колбасой и галошами, нищий Ленин собирал корки хлеба на помойках, а в НКВД поступали письма, что Трубочист — шпион, потому что ходит в шляпе.
Цветь двадцать девятая
— А где Эсера, Гриша?
— Переоделся старухой, в город уехал, Фарида.
— Я тебе кумысу принесла, Гриша. А завтра сварю вам бешмармак.
— Бешмармак у тебя, Фарида, вкусный получается: пальчики оближешь.
— А зачем ты, Гриша, пулемету мажешь салом?
— Штоб не заржавел.
— Пойдем в горы, Гриша, постреляем.
— Ты стреляешь хорошо, Фарида. А патроны беречь надобно. Да и шум поднимать не можно. Геологи по горам шастают.
— Эсере геологи не нравятся.
— Эсер у нас бздительный, в каждом туристе мильтона видит.
— А если окружат нас мильтоны, Гриша?
— Будем отстреливаться, Фарида. Уйдем в горы.
— Ты, Гриша, белый гвардеец?
— Нет, Фарида, я коммунист. Я, в общем-то, за советскую власть.
— Зачем же ты убиваешь большевиков?
— Я их не убиваю, я защищаюсь.
— А я, Гриша, хочу их усмертять. Они отца моего расстреляли, мать в тюрьму упрятали, дом разорили.
— А я, Фарида, не хочу никого убивать. Жалко их, заблудших. Я вот одного красноармейца зарубил насмерть лопатой. А он ить мальчишечкой был. Мать его, наверно, с горя поседела. И мне его жаль. Такой он был синеглазенький.
— Зачем же зарубил, Гриша?
— Так ить он меня расстреливать собирался.
— Мы не победим их, Гриша.
— Эсер говорит, что придет время — победим.
— А ты, как думаешь?
— Полагаю, не одолеем. Но я ить и не собираюсь с ними воевать долго. Раздобуду документы, уеду куда-нибудь в Сибирь, буду работать и жить честно, хату срублю, огород вскопаю, корову куплю, курей и хрюшку заведу.
— А меня бросишь, Гриша?
— Как же я тебя брошу, Фарида. Ты моя искорка по судьбе горькой.
— На всю жизнь?
— Да, Фарида, на всю жизнь.
— А если тебя заарестуют, расстреляют?
— Не дамся я им живым, мы ить казаки.
— И я не дамся.
— Подбрось, Фарида, хворосту в костер. Я затвор у пулемета переберу.
— Эсера не велел жечь костер зря.
— Тише, Фарида, замри. Кажись, идет кто-то по тропе.
— Гераська крадется, Гриша.
— Чего это он прется на ночь глядя?
— Наверно, Эсера его послал. Гераська с лисапедом, Гриша.
— Мож быть, чтой-то в городе случилось?
— Помогите! — пыхтел Гераська, с трудом таща велосипед, на багажнике которого был приторочен большой сверток.
Гришка Коровин вышел навстречу Гераське:
— Што ты приволок опять?
— Дядя Серафим посылку сварганил.
— Жратва?
— Ни, два ручных пулемета и патроны.
— Где он их выкопал?
— Не ведаю. Должно быть, из потайного схорона. Пулеметы хранцузские.
— А сам Серафим где?
— Остался в городе. Там красноармейцев тьма. Мильтоны хватают старух, раздевают в милиции до гольности. Серафим велел вам уходить бегом к Сундуку или к Трем Сестрам. Он туда придет дня через три.
Из укрытия вышли братья Смирновы, Майкл, отец Никодим, бородачи с обрезами. Фарида бросила в костер охапку сухого хвороста. Пламя костра разгорелось, бросая в ночное небо искры.
— Самогону привез? — пихнул легонько ногой Держиморда сидящего у велосипеда Гераську.
— Ни, самогон притащит Серафим. А я пулеметы приволок и патроны.