Трубочист объяснял, рисовал детали, воспроизводил фразы действующих лиц... Красноармейцы и работники НКВД окружили пустырь с погребами и землянкой. Они приближались к мавзолею перебежками, сжимая кольцо. Операцией по захвату Эсера руководил Придорогин. Шмель вышел из конопли:
— Товарищ капитан, Ленин из мавзолея сбежал. Вернее, пошел сдавать пустые бутылки из-под водки. Я не стал его задерживать, чтобы не поднимать шума.
— Правильно поступил, Шмель. А сколько человек в мавзолее?
— По-моему, один — Эсер.
— У него есть оружие?
— Я видел за поясом юбки маузер.
— Какой юбки? — сглупил Придорогин.
— Эсер же, товарищ капитан, переодет в старуху. Он — в юбке!
— Ах, да. Извини, Шмель. И отойди в сторону. Возможно, возникнет стрельба. Тебе надо поберечься.
— Я не боюсь, Александр Николаевич.
— Не разыгрывай героя. Героев у нас — навалом, а хороших сексотов мало. Твоя голова стоит дороже роты красноармейцев.
— Начинаем? — взвел затвор пистолета Бурдин.
Придорогин подошел к сержанту Матафонову:
— Ты разбегайся и выбивай плечом дверь в мавзолей. Мы с Бурдиным влетаем в землянку вслед за тобой. И Эсера надобно взять живьем. Стрелять только в крайнем случае.
— Куда открывается дверь? — уточнял Матафонов вполголоса.
— Вовнутрь, и прочного запора там нет, проволочный крючок, — пояснил Шмель.
Придорогин взмахнул пистолетом. И они бросились сразу втроем к мавзолею. Матафонов был впереди. Он ударил в прыжке по хилой двери всем телом. Дощатая, кое-как сколоченная дверь слетела с петель, рассыпалась на части. Матафонов вкатился в землянку кубарем, но мгновенно вскочил на ноги, прыгнул к топчану, где спал Эсер. В ту же секунду в логово бандита ворвались Придорогин и Бурдин.
— Руки вверх, Эсер!
А главарь банды никак не мог проснуться и понять, что происходит. Матафонов отобрал у Эсера маузер, обшарил бандита, нашел за голенищем сапога финский нож. Землянку тщательно обыскали, обнаружили среди тряпья окровавленную рубашку Григория Коровина. Ту самую рубашку, в которой он убежал из-под расстрела, зарубив лопатой красноармейца. Эсера заковали в наручники, опутали ему ноги бечевой, чтобы он мог передвигаться только мелкими шажками.
— Где мои очки? Я плохо вижу, — пожаловался Эсер.
Матафонов подал ему очки-пенсне:
— Твою пенсну я малость поломал, одна монокля разбилась.
Придорогин начал допрашивать Эсера с вопросов незначительных:
— Это што за баба на фотографии?
— Это же Партина Ухватова! — подсказал Матафонов, думая, будто начальник НКВД не узнал ее.
Бурдин закрыл рот сержанта ладонью:
— Не встревай!
Серафим Телегин улыбнулся:
— Мы товарищей не выдаем.
— Чья это рубашка? — тряхнул Придорогин тряпьем Коровина.
— Моя рубашка, — прищурился Эсер.
— Врешь, Серафим. Это рубашка Гришки Коровина. Где банда скрывается?
— Не скажу, не ждите.
— А мы и без тебя знаем. НКВД все видит, все знает.
— Ну и где мои други-товарищи?
— В Горном ущелье, Серафим, возле Чертова пальца.
— Нет их там, ушли они, ищите ветра в поле.
— Почему ты полагаешь, што они ушли?
— А я такое распоряжение дал.
— И кто там за тебя, Эсер? Кто у них главный без тебя? Гришка Коровин или Держихаря?
— Там все главные, Придорогин.
— В этом беда их, Серафим. Они не выполнили твое распоряжение о переходе на новое место. Мы вашу банду давно окружили, ведем наблюдение.
— Под видом геологов?
— И под видом геологов, Серафим.
— Не зазря я хотел их порешить.
— Их голыми руками не возьмешь.
— У моей армии руки не голые, дорогой мой Придорогин.
— Так уж и не голые! Один ручной пулемет, да два десятка обрезов. Нам все известно, Серафим. Кстати, што за девка у вас в банде?
— Вам ведь все известно. Зачем спрашивать?
— О каких-то мелких деталях мы пока не знаем, Серафим. Почему, например, ваша девка при налете на арестантский вагон прикрывала харю тряпкой?
— Не скажу, Придорогин. Хоть огнем жги, не скажу.
— А почему бы тебе, Серафим, не помочь нам? Суд учтет содействие твое. И не расстреляют тебя, в тюрьме не будешь сидеть: мы завербуем тебя в сексоты.
— И что я должен сделать в первую очередь?
— Ты выдашь конспиративные связи, Эсер. Напишешь в банду записку, какую мы продиктуем. И заманим дружков твоих в ловушку. Сумка вот у в землянке — с водкой. Пятнадцать бутылок. Ты собирался, Серафим, отправить горилку в банду. А мы пошлем с энтой сумкой своего человека, оперативника. В конце концов, умные люди всегда сумеют договориться. Мы ведь — русские.
Эсер осмотрел Придорогина через свое единственное стекло пенсне ног до головы:
— Никогда мы с тобой не договоримся, Придорогин. И не русские вы люди. Вы погубители России, разорители.
Серафим Телегин надеялся, что его отряд ушел из Горного ущелья. Информация у НКВД, кроме того, не такая уж точная: они знают только о пулемете. О Гераське, который ушел туда с двумя пулеметами, Придорогин не упомянул. Значит, не поймали, не взяли пацана. И на случай внезапного нападения — план разработан. Отряд разобьется на три группы. Одних уведет Коровин, других — отец Никодим, а третью ватажку через горные тропы — Фарида. Уйдут с боем в разные стороны, а после вновь соберутся.
Придорогин сунул револьвер в кобуру: