Время красного дракона

— Вам требуется материалистическое истолкование события? — улыбнулся доктор. — Если вам от этого будет легче, пожалуйста: я ведь хорошо знаю Трубочиста, он владеет гипнозом. Логично предположить, что он симпатизирует вашей семье, поэтому проник ночью через окно, разбив горшок с геранью, подбросив деньги. Могла с ним быть и Фрося Меркульева. Лягушку они могли поджарить и съесть. А сцену на кладбище — внушить!

— Но она ведь умерла, — пролепетала Верочка. — По этому факту есть медицинское свидетельство.

— Я не уверен, что она умерла. Фрося вполне могла улететь из колонии на корыте. Она тоже владеет гипнозом. И в мире много явлений, которые наука пока не может объяснить.

— Что же мне делать? — сокрушалась посетительница.

— Жить и радоваться, надеяться, что вашего Аркадия Ивановича освободят, разберутся. Не верю я, будто он враг народа. Хорошо его знаю, он честный, прекрасный человек.

— А Дуняша моя не заболеет?

— Почему же она должна заболеть?

— Она ведь ела эту пакость, лягушку.

— Я ела не лягуску, а лапку лягусью, — вертелась Дуняша у зеркального шкафа.

— Не надо акцентировать на этом внимание, — посоветовал доктор.

— У меня вот зато! — показала Дуняша Функу черный камушек с белым крестиком.

Функ начал рассматривать амулетик Дуняши. В верхней, более утолщенной части камушка были высверлены углубления, в которые вцеплялась проволочная скобочка. За скобочку крепилась цепочка или нить, шнурок. Не могло быть сомнения в том, что это нагрудная иконка из периода раннего христианства.

— Этому камушку в человеческом отеплении около двух тысяч лет. Скорее всего, природа обточила его на берегу Черного моря. Я видел там подобные структуры — белые прожилки на черном, в районе античных греческих поселений. Это не камушек, а сокровище! — разглядывал Функ безделицу Дуняши.

— Я Дуня-ведунья, я Дуня-колдунья! — приплясывала девочка перед доктором.

Верочка Телегина глянула случайно на откидной календарь доктора и увидела там надпись: «М. Шмель». Почему эта фамилия встречается так часто. Какое отношение имеет Шмель к Функу?

— Я его знаю, он к нам с подарками приходил часто после ареста Аркаши, — ткнула пальцем Вера в надпись на календаре.

Функ отдал камушек Дуняше, построжел взглядом:

— Простите, Верочка, а у вас не было с ним случайно интимной близости? Это очень важно!

— Что вы говорите, Юрий Георгиевич? Абсолютно исключено!

Функ помолчал неловко, но все-таки продолжил:

— Я бы вам не советовал вообще встречаться с ним, принимать его дома, подпускать его к дочке, брать из его рук подарки.

— Почему?

— Нарушу первый раз в жизни врачебную этику: Шмель был близок с женщиной, которая болеет сифилисом. Нет, нет! Он сам пока вроде бы не заразен, не болен. Но ведь инкубационный период болезни — коварен. Я вот ищу его для дополнительной проверки. Но сегодня узнал, что он арестован. Ох, уж эти аресты, аресты...

Верочка Телегина вышла с Дуняшей от доктора Функа еще более расстроенной. Господи, в ее доме бывал сифилитик! И этот ушастый, омерзительный тип прикасался к Дуняше. Пусть она уж лучше съест хоть заживо тысячу лягушек, но только не встретится больше с этим поганцем. Вера, придя домой, перебила и выбросила на помойку всю посуду, прошпарила кипятком кухню и горницу, сожгла подарочки Шмеля, игрушки, которые он покупал для Дуняши. И принялась за побелку, ремонт. По народным поверьям — известь и купорос убивают заразу.

А доктор Функ думал о Верочке, о Дуняше, о непостижимых явлениях. Как могла Мухина изваять девочку, которую не видела? А партийная организация на кладбище? Какая прелесть! Какая потрясающая аллегория! Какой удивительный сюжет!

Цветь тридцать шестая

В Челябинске кроме центральной тюрьмы царской постройки была еще и подвальная — в здании НКВД. Но арестованных поступало так много, что приходилось содержать их в складах, в загородях под открытым небом, в заброшенных шахтах. Порошин попал в подвальную тюрьму НКВД, в одну камеру с Голубицким, Гейнеманом, Ручьевым, Калмыковым, Пушковым. Позднее в эту же камеру впихнули Эсера, а недели через три и Придорогина с Лениным.

Сотоварищи Серафима Телегина по банде — священник Никодим, американец Майкл, Гераська и Фарида находились в центральной тюрьме. Там же были Партина Ухватова, Шмель, водовоз Ахмет и Штырцкобер.

О жестокости, беспределе в советских тюрьмах и концлагерях сказано много, но далеко не полностью. Каким бы омерзительным типом ни был Шмель, он не заслуживал мучений, которые на него обрушились. Шмеля сразу же опознали как бригадмильца и сексота. Нельзя было его помещать в одну камеру с Гераськой, Ахметом и Штырцкобером.

— Приветик, сиксот! — встретил весело Гераська Шмеля.