Вместе с голубым сиянием закрутился водоворот возможностей. В мир ворвалось захлёстывающее многообразие вариантов. От согревающего душу света, до тьмы, озарённой холодными багровыми сполохами.
Мир ещё не решил, каким ему стать. Он просто плыл по течению, плескался, высматривал берега, наслаждаясь безмятежным покачиванием на волнах времени, изливавшегося теперь из совершенно другого источника.
Я вперился в пол, надеясь, что Электричка проследует в спальню. Потом я почувствовал, как меня оторвали от стены и вытащили в коридор. Я только успел спрятать руки за спиной. Локтевой сгиб сжали холодные пальцы с фиолетовыми ногтями и вывернули руку наружу. Два пальца сомкнулись на плане и заставили меня расстаться с сокровищем. Теперь и самый ловкий адвокат не сумел бы отвести от меня смертельный приговор.
— Надо же, — раздался ледяной голос, но не безмятежное презрение сквозило в нём, а безмерное удивление. — Значит, тебе временами дано право ступать в верхние пределы, мальчик?
«Не мне, а Эрике», — чуть не ляпнул я и, чтобы задавить порыв в корне, судорожно кивнул.
— Немного счастья тебе удалось выцыганить, — усмешка разрезала бледное лицо и сделало Электричку похожей на демона. — План-то у тебя имеется. Но что толку в плане, если ты не знаешь где подвал. Попробуй, отыщи подвал среди миллионного города, где тысячи домов.
«Города», — опять мой язык чуть не выдал меня с корнем. А какого города? Неужели подвал прячется среди того сказочного города, что предстал моему взору из окна второго этажа.
— Сумею, так разыщу, — хрипло отозвалось першащее горло.
— Сумеешь? — смех больше походил на карканье, — и с чего же начнёшь, мальчишечка?
— С Комсомольского проспекта, — вякнул я и затих, сообразив, что выдал несусветнейшую чушь.
Однако реакция Электрички показала, что мои слова не выглядели для неё полной ерундой.
— С чего ты взял, что подвал в самом центре города? — зло сверкнули её глаза. — Конечно, легко предположить, что удивительное труднее всего разглядеть за спинами толпы. Но так легко предположить знающим мир. Но не тебе. Кто впихнул эту идейку в твою неразумную головёшку?
Я промолчал.
— Хорошо, — кивнула директриса. — Мы обсудим нашу проблему ближе к вечеру. Быть может, тебе захочется изменить своё решение, а, мальчик, которому разрешено подниматься по лестницам?
Я снова промолчал.
— Иди, — директриса подтолкнула меня к выходу. — Увидимся позже. До вечера, Егор Ильич.
Повторный толчок получился настолько мощным, что ноги засеменили к выходу сами собой, и я вылетел на свободу, как пробка из бутылки.
Моя команда поджидала меня на скамейке невдалеке от столовой. Тихий час закончился, и наше появление не могло вызвать удивления. Отряды прохаживались возле корпусов, кто-то уже начинал строиться на полдник.
— Подвал в городе! — выпалил я.
— В том, что виден из окна, — всплеснула руками Инна.
Элиньяк уже успела рассказать о наших приключениях.
— Да ни фига, — замотал я головой с видом знающего мир человека. — В нашем городе. В том, в котором мы живём.
— Почему ты так решил? — спросила Эрика.
— Электричка сказала, — я стоял с таким видом, словно выбил из Электрички признание после долгой и изнурительной борьбы.
— Сама? — ахнули девчонки в один голос.
— Нет, — хмуро ответил я. — Мы спускались в комнату пыток.
Не сразу я понял, что после истории с многобашенным городом девчонки готовы поверить в любую выдумку.
— Не пугайтесь, — кивнул я. — Шутка. Электричка весьма удивилась, когда увидела план в моих руках.
— Ты не успел, — огорчилась Эрика.
— Не в том дело. Лестница исчезла. Просто мне не положено ходить по верхним пределам.
— А кому положено? — насторожилась Говоровская.
— Ей, — кивнул я в сторону счастливицы.
— Мне? — удивилась Эрика.
— Тебе, тебе, — быстро произнёс я. — Давайте не тормозить. Надо прикинуть, что будем делать дальше. У меня времени только до вечера. Вечером Электричка будет со мной разбираться по-настоящему.
— Убьёт? — ахнула Инна.
— Может, — кивнул я, желая подчеркнуть трагичность судьбы. — Так и сказала, мол, позже увидимся. До вечера, Егор Ильич.
— Ага, — недоверчиво раскрыла рот Эрика. — Да тебя, Куба, по имени-отчеству никто не зовёт. Зачем же клеветать на Электричку?
Ну вот, приехали! Ерунде про камеру пыток мы верим безоговорочно, а самым обыденным вещам уже не в состоянии. Я обиженно отвернулся. Не верят, да и пускай. Сам разыщу подвал. Сам открою дверцу, за которой сверкает Красная Струна. И тогда… А что тогда? Наверное, меня пропустят в тот сказочный город. Я буду ходить по красивым улочкам и любоваться башнями. И никто, никогда в жизни не будет называть меня Кубой!
Окончательно уйти в глухую обиду мне не дала Говоровская. Она вскочила с сиденья и умильно присела на корточки возле меня:
— Ну, Куба, не обижайся. Лично я верю каждому твоему слову.