– Куда ж мне деваться. Эй, Борис! Дуй сюда! Тут Селевёрстов приманкой устроился работать, так я с его помощью серого завалил.
На его зов прибежал, ломая ветви, Борис Белоусов. Этот казак, служивший ещё при отце Александра Галкина и выполнявший самые различные задания, был предан Александру всей душой и относился к нему как к собственному сыну, хотя всегда почтительно называл его «барин».
– Добрый зверюга, – ухмыльнулся Белоусов и взвалил волка на свои плечи. – Прикажете разделать, барин?
– Не пропадать же мясу. А шкуру, когда выделаешь её, отдай-ка Ивану. Пусть служит ему реликвией и напоминанием о том, что жизнь – штука непрочная, хотя тем, наверное, и привлекательная.
В этот первый день работы Галкин не позволил Ивану более работать с топором в руках, понимая, как трудно придётся недавнему неженке в новых условиях.
– Да и после встречи с матёрым небось пальцы трясутся. Не правда ли? – Александр похлопал Ивана по плечу.
Он поручил Селевёрстову наблюдать за облаками, замечать их направление, движение, форму, срисовывать по возможности выдающиеся облачные картины. Само собой разумеется, наказал ему постоянно записывать температуру и вообще всё, что было связано с погодой.
– А топориком помахивай для согреву и чтобы мозолью понемногу обрастать. Работы тут хватит на всех, – поговаривал Галкин. – Надобно будет расчистить около десятины земли от поваленных деревьев. Обустроить зимовье не так легко, как кажется на первый взгляд. Жилища надо на всех сложить, а погода уже шепчет о настоящих холодах. Рабочие, видишь, в первую очередь стали землянки рыть…
Через несколько дней пароходики развернулись и ушли обратно, скрывшись за поворотом.
– Куда это они, Саша? – забеспокоился Иван.
– Им надо поискать место для своей зимовки, – ответил Галкин.
Землянки ещё не были обустроены окончательно, и до поры до времени рабочим пришлось ютиться в холодных палатках. В палатке Галкина, который взял под свой кров Селевёрстова, жил также и Борис Белоусов. Иван сразу заметил, что казак был мастер на все руки.
– С таким попутчиком в тайге не пропадёшь, – не уставал повторять Галкин.
Прежде чем перенести вещи на берег с пароходика, Белоусов расчистил от снега и ветвей небольшое пространство земли и разостлал войлок, на который сложил весь скарб. Затем нарубил несколько жердей и, вколотив две из них в землю, укрепил на них третью в виде перекладины. После этого он попросил Ивана помочь ему, и они вдвоём накинули на перекладину брезент, оттянув его края в стороны и образовав таким образом два ската. Образовавшееся с задней стороны треугольное отверстие Белоусов плотно заделал войлоком, такой же войлок был сделан откидным с передней стороны и служил дверью. Все отверстия вдоль линии соприкосновения брезента и земли плотно заложили дёрном, поверх которого утрамбовали снег.
– Тут нам ни дождь не страшен, ни снег, – подвёл итог Белоусов.
– А спать как же? – забеспокоился Иван. – Прямо на земле, что ли?
– Сейчас мы насыплем толстый слой еловых и сосновых ветвей и прикроем их двойным войлоком. А уж поверх этого навалим наши подушки, меховые тюфяки, укутаемся в меховые одеяла и спать будем сладко-пресладко, барин, – успокоил Белоусов, улыбаясь и покрываясь множеством мелких морщинок.
Такая же палатка, только крупнее, была устроена для склада припасов и различных материалов.
– И долго нам жить так? – беспокоился в первый день Селевёрстов.
– Пока дом не построим.
– Никогда бы не поверил, если бы год назад кто-нибудь сказал бы мне, что я буду среди снегов сибирских спать в такой палаточке, – покачал головой Иван.
– Это ещё не снега. Дай срок, барин, увидишь настоящие сугробы, – откликнулся Белоусов.
– Поглядела бы на меня моя жена. – Иван Селевёрстов задумчиво сощурился на огонь костра.
– Так ты женат? – спросил Галкин.
– Женат, – кивнул Селевёрстов со вздохом, – женат, но всё равно что холостой. Весьма пустая история.
– Ты уж расскажи, порадуй меня разговором. Должен я знать хоть что-то из жизни моего старинного приятеля.