Время крови: Дикий север: 1765-1922 гг.

Оказалось, что, замёрзнув в кадках, огурцы теперь ломались при малейшем прикосновении к ним. Повар попытался разморозить их перед печкой, вырубив кусок смёрзшейся массы топором, но при размораживании выходило так, что с одной стороны кусок огурца был горячим, с другой оставался ледяным. Тогда он плюнул на внешний вид блюда и выставил то, что было в наличии, каким бы неприглядным оно ни казалось. Впрочем, все остались очень довольны.

– Предлагаю сдвинуть наши кружки за успешное завершение первого этапа экспедиции! Дом отстроен на славу. Теперь здесь жить да жить.

– Дёрнем. Эх, отвыкли уже от горькой. А вкусна, проклятая, ох вкусна!

– На днях отправим очередную партию на Амгу. Там такие хоромы ещё и не снятся никому. Так что выпьем за их терпение, также и за твёрдость духа тех, кто покатит туда с очередными санями. Пусть олени не падают в пути, пусть спички не отсыревают, пусть лёд не проваливается. Да поможет нам Господь!

– Да, доброй дороги никогда не помешает пожелать, – зычно согласился чей-то бас. – А помните, Лександр Афанасич, как мы с вами в прошлом году попали в метель?

– Как же, – откликнулся весело Галкин, – конечно, помню. Здорово нам досталось.

– Погода тогда враз испортилась, – продолжил бас, – и мы пролежали в кибитке под снегом ровным счётом семь дней.

– А Белоусову однажды, ещё при Афанасии Поликарповиче, привелось выжить под пургой в чуме три месяца и три дня. Сказывают, что он едва-едва успел добраться до Тонгов. Иначе бы пропал. А так, пусть в чуме, пусть безвылазно, по нужде выйти нельзя было, пусть голодно, зато живёхонек остался.

Селевёрстов придвинулся к Галкину и подёргал его за рукав:

– Саша, ты не обижайся на меня.

– За что?

– Я был немного резок, ну, помнишь, в дороге мы разговаривали? Ты прости меня.

– Да я уж думать забыл об этом, – отмахнулся Александр. – Пей давай, отдыхай.

Утро следующего дня началось для всех позже обыкновенного, потому что все крепко спали. Селевёрстов не был исключением. Открыв глаза, он не сразу понял, что за помещение окружало его. Он успел отвыкнуть от деревянных стен. Сквозь заледеневшее окно едва сочился свет. Из подсобного помещения доносился дружный храп. Набросив на плечи тулуп, Иван подошёл к двери и приоткрыл её. Серый утренний воздух был неподвижен. Иван широко зевнул и шагнул наружу, чтобы помочиться, и тут услышал скрип снега под чьими-то ногами. Он обвёл тихое зимовье глазами. В нескольких шагах от чума погонщиков топтался голый по пояс Эсэ. В руке он держал сумку, которую Галкин называл оюнской. Его длинные чёрные волосы были распущены, тело наклонилось вперёд. Якут медленно, будто погрузившись в дремоту, переставлял ноги и кружился вокруг собственной оси. Его плечи тоже шевелились, совершая круговые движения, при этом они вертелись будто на шарнирах и казались независимыми одно от другого. Увидев странный танец, Иван почему-то сильно испугался.

– Саша, Саша, проснись, – поспешил он в дом и растолкал Галкина. – Посмотри-ка, что там наш Медведь вытворяет!

– Что случилось?

– Ты поднимись. Якут наш какой-то странный. Не спятил ли он случаем? – Растолкав Галкина, он поспешил вернуться на крыльцо. Эсэ голосил какую-то заунывную песню, похоже, не имевшую никаких слов, одни рыкающие звуки и придыхания. Иван вздрогнул, когда сзади к нему подошёл Галкин.

– Ишь ты, – пробормотал Александр, – что это его так разобрало?

Слева от дома послышался шорох и скрип снега. Приятели одновременно повернули головы на звук и увидели оленя. Крупное рогатое животное легко перескакивало через глубокие сугробы и бежало, почти не задевая ветвей.

– Какой красавец! – воскликнул негромко Галкин.

– Это не наш? Это дикий?

– Дикий. Положить его, что ли? Больно уж красива шкура. Я такой не видел никогда, – Александр был в восторге. – Сейчас я за «винчестером» сбегаю.

Иван остался на месте, стараясь не шевелиться, чтобы не спугнуть оленя. Тот мягко пробежал через всю территорию зимовья, направляясь в сторону чума. Селевёрстов вытянул руку, предупреждая, чтобы Галкин ни в коем случае не шумел, когда откроет дверь.

– Ты мне так пальцем сунешь прямо в глаз, кривым оставишь, – прошептал Александр. – Где он?

– Вон. Что это с ним?

Олень безбоязненно приблизился к Эсэ и застыл. Только голова, украшенная большими ветвистыми рогами, шевельнулась и наклонилась к лицу танцевавшего человека. Казалось, что олень нашёптывал что-то ему и заглядывал при этом в глаза. Якут продолжал завывать и покачиваться.

– Вот это фокус!

– Что с ними, Саша? Как это они так?

– Это, брат, наш оюн вытворяет такие штуки. Наш Медведь, должно быть, очень не простой парень, – не повышая голоса ответил Галкин. – Ну и ну.