Время крови и пламени (СИ)

- Да. Так было заведено с самого начала, с того момента, когда древнейшие разумные существа начали восхождение к вершинам своей цивилизации, а затем к её гибели, и так будет до тех пор, пока в бескрайних просторах Вселенной сохраниться искра мятежного духа разума, пока есть хоть одно создание, способное опуститься до ужасающих зла и мерзости - или вознестись до величайшей любви к миру и всем существам, населяющим его.

В чём-то он, безусловно, прав. Метаться между светом и тьмой, между правдой и ложью, между жаждой знания и трусливым покоем, между себялюбием и любовью к другим - это так похоже на айзе. Но ведь рано или поздно мы должны прийти к свету, верно? Из тьмы невежества и жестокости, из диких и далёких веков - вверх, к свету, к сиянию космоса, к торжеству разума и духа. Как когда-то со дна древних, уже высохших морей поднялись к далёкому небу и негостеприимной, но прекрасной земле причудливые обитатели глубин.

Но какой ценой? Чем придётся заплатить за восхождение? За крылья, за свободу, за мечту и знания? Тервиус считает, что только кровью.

Даже если это правда, почему так горько на душе? На правду, говорят, не обижаются. Но всё равно обидно и грустно.

Нет же, нет! Это должно быть только частью правды! За справедливость нужно платить, это верно. Но не только кровью, и не только смертью! Даже тысячелетний валун можно расколоть, взорвать, разбить на осколки и пытаться собрать их заново, сложить из них что-то иное. Но волны, ласковые и несокрушимые в одно и то же время, набегают, разбиваются о камни и откатываются прочь, чтобы с новой силой выплеснуться на берег. И камни меняют свои очертания, отшлифованные неотступающим прибоем... Ведь если бы тем инопланетянам удалось убедить своих властителей, если бы те понимали, что несправедливы, что их собратья, долгие годы ждавшие справедливости, мечтавшие о ней, равны им. Если бы они осознали, что являются братьями по крови и разуму, можно было бы избежать того безумного, бессмысленного истребления. И кровавых революций, которые должны были последовать за ним. И немыслимого террора. Если бы только эти существа смогли бы победить свою природу.

А айзе? Чего бы сумели они добиться, если бы избавились от своих тёмных, пронесённых через тысячелетия инстинктов? Стали бы звёзды к ним ближе? А смогли бы они понять, что именно заставляет церений с безумной яростью бросаться на любое существо, когда сияет безжалостным огнём ночное небо? И, может, её родители были бы живы?

За свет и справедливость всегда нужно платить. Либо кровью и миллионами жизней, либо долгим трудом - ведь так непросто изменить кого-либо. Даже самого себя.

Но теперь Стибия поняла, почувствовала, зачем даны ей разум, и знания, и душевные силы. Она - ученица Тервиуса, она сделает всё, чтобы стать равной ему в силе, в знании, в умениях. А дальше нужно будет бороться. Прежде всего - с собой.

Сбросив одежду, Стибия кинулась в воду, и мерцающие тёплые волны обняли её гибкое, сильное тело. Она нырнула в глубокую тьму, не страшась ни призрачно-сиреневых ксенатов, чьи полупрозрачные силуэты парили в толще воды, ни неведомых чудовищ, которые могли скрываться на холодном далёком дне. Вниз - будто в недостижимое прошлое, через миллионы лет, в те мрачные времена, когда земля была пуста и неприветлива и лишь в тёмных водах океана теплилась жизнь, не зная ни живительных лучей солнца, ни жгучего дыхания далёких звёзд. В глубину - чтобы вернуться на поверхность. Во тьму - чтобы вновь подняться к бесконечно желанному огненному свету.

А остывающие накаты всё так же тихо шуршали морской галькой, обточенной за долгие тысячелетия. Всё так же беспокойно, как и тридцать пять, и семьдесят, и сотни лет назад, подрагивала за зыбкой бледной туманностью переменная звезда. Всё так же тревожно шелестели от ночного ветра тяжёлые ветви хромитий. Чуть звенели тонкие, острые листья-иглы.