Время Культуры

Армянин, родившийся в Тбилиси (Тифлисе!), городе, где, кроме местных грузин испокон веку проживали «грузинские армяне» и «грузинские азербайджанцы», не лучше ли других сможет понять поэзию Саят-Новы, армянского поэта ХУШ века, писавшего стихи на всех трех закавказских языках?!

А Консерватория и Хореографическое училище помогли Сергею приобщиться к звуку и движению – тем чудесным составляющим его фильма, которые так нас завораживают.

Впрочем, в этом фильме завораживает все: древний армянский алфавит, созданный еще в У веке Месропом Маштоцем, миниатюры стринной армянской Библии в руках мальчика, чудо-ковры ручной работы, куры, овцы, павлины, всадники, барельефы на старинной церковной стене, сам мальчик, его прекрасное гордое лицо… но в этом фильме просто нет «непрекрасного лица». Вспомните, молодого чернобородого красавца, которого в бане «истязает» банщик. С него же только Иосифа Прекрасного писать…

А тот незабываемо царственный образ, что создает Софико Чиаурели! Поразительно, что играет она Его и Ее, у обоих – музыканта-ашуга Арутюна и у его возлюбленной – один чарующий лик юной Софико.

Армянская вязь внизу экрана и голос за кадром передают смысл метафоры: «Мы друг в друге искали самих себя». Не так ли бывает, когда двое влюбленных кажутся нам «на одно лицо» и в самом деле становятся похожими – в силу любви.

Удивилась, услышав в рассказе Романа Балаяна о Параджанове, что коллеги вмеяняли ему в вину «статичность кадров». Всем бы такая статичность! Кадр у мастера живет, движется – и уходит, унося с собой порой просто невиданную, просто непостижимую, какую-то нечеловеческую красоту. И все это сопровождается пением, звуками национальных инструментов (зурна? дудук? кеманча?), отбиванием ритма, голосами…

Как мне показалось, когда я смотрела картину в этот раз, три периода жизни поэта его сопровождали песни на трех языках, вначале – на армянском, потом – на грузинском и в самом конце – на азербайджанском. В фильме есть редкой силы жизнеутверждающая сцена, когда молодым мужчинам моют ноги, а после они босиком, голыми ногами месят в чанах виноград, чтобы приготовить вино. Есть у Параджанова и страшное – когда приносят в жертву Творцу ягненка, а потом мы видим кипящий котел с кусками мяса.

Но основной мотив картины – неизбывная печаль, печаль, несмотря на чудо любви, на красоту окружающего – и нет в этом ничего удивительного, если знаешь судьбу армянского народа, если слышал про жизнь самого Саят-Новы, поэта-ашуга, отказавшегося изменить своей вере и зарезанного мусульманской саблей война-завоевателя.

Когда-то я занималась армянской поэзией в русских переводах, тогда мне очень нравилось одно стихотворение Саят-Новы (считается, что это имя означает «царь песнопений») в переводе Арсения Тарковского. Закончу свою хвалу гению Параджанова строчками из этого стихотворения, которое помню до сих пор.

Милая, давным-давно в сердце мне запала ты, —
Серебра да золота сплавом засверкала ты, —
Улыбнулась: в два ряда жемчуг показала ты.
Тень свою на землю всю, стройная, бросала ты…

На тебя гляжу с тоской, плачу всем на диво я, —

Нам бы побеседовать, ты – красноречивая.
Что мне лань и что джейран? Ты резвей, игривая, —
В степь таких стрелков, как я, увлекла немало ты.

Не правда ли, хорошо? И совсем не так печально, как в удивительном парад-жановском фильме «Цвет граната».

Соломон Волков между Евгением Евтушенко и Иосифом Бродским

25.10.13

Еще не так давно беседовали мы с Соломоном Волковым по поводу его «Диалогов с Иосифом Бродским» – и вот он участвует в новом проекте, причем на Первом канале ТВ, причем с поэтом, о котором Бродский был, мягко говоря, не самого лучшего мнения, – с Евгением Евтушенко.

Евгений Александрович в последнее время вновь громко о себе заявил.

В честь его 80-летия ему была присуждена национальная премия «Поэт», к его юбилею на родине вышли книги, статьи и фильмы, появилось множество интервью, причем их тональность отличалась восторженностью.

Поэт пожинает заслуженные лавры. Вот несколько фактов его биографии.

В 1961 году он пишет стихотворение «Бабий яр», переведенное затем на 72 языка, эти стихи прорвали заговор молчания вокруг свершившегося здесь в годы войны преступления, – геноцида еврейского населения, о котором советские власти предпочитали не упоминать.

Великий Шостакович, вдохновившись «крамольным» стихотворением, включил его в первую часть своей 13-й симфонии. В следующем году в «Правде» были опубликованы «Наследники Сталина», стихи совпали с вектором эпохи, с «шестидесятничеством», провозгласившим своей целью преодоление сталинизма в общественной жизни.