Время льда и огня

Вот эту точечку под ледником, которую с трудом нашла специально подготовленная группа, да и то не сама нашла, а скорее ее обнаружили, так вот, точечку эту будет искать какая-то ревизия, требуя отчета! Без сомнения, старик немного «подвинулся» на этом пункте, да и немудрено в такой обстановке. Пока Резковиц ходил на кухню за кофейником, мы обменялись понимающими взглядами.

Кофе был бы всем хорош, если бы не легкий привкус затхлости. На десерт директор приберег гвоздь программы — замороженные фрукты, и тут, надо сказать, прокола не было никакого.

— Замечательно, — сказала Норма, выбирая персик. — И сколько такой может храниться?

— Вечно! — гордо ответил Резковиц. — Вас уже давно не будет, все цивилизации земные исчезнут, а этот персик будет все таким же свеженьким лежать во льду…

Норма задумалась и отставила персик. Всегда неприятно думать о том, сколько пустячных вещей тебя переживет, да еще и надолго. Вмешался я:

— Пока не сломается морозильная камера.

Норма опять повеселела и съела персик, а Резковиц тревожно поддакнул:

— Да, именно этого я и боюсь — все оборудование старое и того и гляди выйдет из строя. Хотя, сами посудите, нелепость — беспокоиться о судьбе морозильной камеры у подножья самого большого в мире ледника, по горло в снегу…

Обед кончился, но никто не спешил из-за стола, таким непривычным было это ощущение чистой, пристойной трапезы по сравнению с быстрым алчным перекусом во время рейда. Да и Резковицу, после стольких лет одиночества, очевидно, каждая минута в обществе была сладка; под конец он не выдержал и попросил:

— А может, вы побудете, погостите в клинике недельки две? Вон у магистра перелом, куда ему с такой рукой через валуны… Побудьте, а?

— Посмотрим, — уклончиво ответил Наймарк, хотя — я знал — именно это его бы вполне устроило. И мы поднялись и пошли смотреть клинику.

Директор выдал нам что-то вроде шуб — специально для посетителей, «потому что там очень холодно», и мы, спустившись в лифте, прошли через короткий шлюз с герметически закрывающимися дверями в длинный слабо освещенный коридор, который заканчивался таким же шлюзом.

— Двойная страховка, — отметил Наймарк, и мы вошли в следующий коридор. В отличие от предыдущего, тоже украшенного чем-то вроде малахита, здесь царила стерильная белизна и ощущалась извечная стужа. Коридор как будто говорил: все, здесь шутки кончились, украшения тут неуместны — здесь находятся люди, пожелавшие себе еще одной жизни.

— Сейчас мы уже не под снегом, мы — под горой, метрах в шестидесяти от поверхности. Гора эта — ледораздел, ее ледник не может одолеть никак, хотя бы даже и близко подошел. Именно потому и было выбрано такое место, — пояснял доктор Резковиц.

Норма прижалась ко мне, ее трясло то ли от холода, то ли от напряжения. Наймарк внимательно слушал, будто все это не было ему сто раз известно, мне тоже было жутковато и интересно одновременно.

Хромированные двери-люки в неисчислимом множестве выходили в коридор.

— Хотите заглянуть? — спросил директор. — Вообще-то такое разрешается только для близких или по требованию властей: вдруг пациент — преступник, было два случая, очень давно… Но я вам покажу и так, авось никто не узнает. Только вы у себя дома особенно не распространяйтесь. Ну, кого бы вы хотели видеть?

По лицу Нормы можно было сразу сказать, что никого она видеть не хочет. Наймарк же бросил равнодушно:

— Ну, давайте кого из знаменитостей. Здесь их, надо думать, пруд пруди.

— Достаточно. — Резковиц набрал код возле ближайшей хромированной дверцы, и она мягко распахнулась, выпустив клуб морозного тумана. — Заходите.

Мы вошли, с трудом помещаясь в тесном проходе. Здесь было куда холоднее, по стенкам в три яруса тянулись торцы саркофагов с окошечками наверху, все они могли легко, одним движением руки выкатываться из общей стенки на специальных салазках — Резковиц показал как и опять спросил:

— Так кого же вам продемонстрировать? Хотите — дона Сальваторе?

— Давайте. А что это за знаменитость?

— Дон Сальваторе? И вы не знаете? Хотя… у Ученых совсем другие интересы…

Говоря это, он выкатил один саркофаг из среднего ряда и пододвинул к нему поворотный столик на колесиках. Затем, пользуясь ножной педалькой столика, приподнял дышащий стужей цилиндр, чтобы нам было его лучше видно. Сквозь прозрачный колпак над головой можно было различить очень темнолицего мужчину с гладко причесанными черными волосами и плотно закрытыми веками.

— Дон Сальваторе, глава криминального синдиката…

Я изумился:

— Вы же говорили, что преступников отсюда изъяли?

— Совершенно верно, на тех нашлись улики. На этого нет. Ну как?

— Дон Сальваторе совершенно как живой…

— Не шутите, молодой человек, в таком месте… Тем более что вы ошибаетесь — дон и в самом деле живой потенциально. В этом и состоит метод криоконсервации.

Он закатил дона Сальваторе обратно в стенку и выдвинул другой саркофаг. Там находилась блондинка европейского типа в колье на очень декольтированной груди — но тоже чрезвычайно темная, с синюшным оттенком кожи.