С тем мы и расстались — как всегда, на скрещении коридоров. А интересно все же было бы взглянуть на покои директора: по слухам, там должен быть центральный пульт контроля над всеми пациентами… Но Резковиц не приглашал, да и, по правде говоря, остальные пациенты меня мало интересовали.
Когда мы пришли к себе, Наймарк спал все в той же позе. Я и Норма уселись возле окна и долго смотрели на безрадостный пейзаж снаружи, на звездное небо. Первой заговорила Норма:
— Ну?
— Что «ну»?
— Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чем и спрашиваю. Об этих цифрах, о ключе.
— А-а, вот оно что… Я в этом ничего не понимаю. Мне было поручено их получить — я их получил. Теперь дело за нашими специалистами — если я, конечно, к ним доберусь.
— Плохо иметь мужчину, которому не доверяешь. Я не об этом, мне просто интересно, зачем людям с Терминатора нужно такое. Ты меня прости, вашу Рассветную зону ведь никто всерьез не принимает…
— Может быть, именно поэтому. Скромным поселянам всегда хочется пусть в чем-то, да заткнуть за пояс горожан — хоть таким вот ключом от судьбы мира.
Норма поиграла кистью от портьеры.
— Но ведь это не полдела и даже не четверть дела. Это лишь спусковой крючок, так сказать, к громадной готовой установке… Вы что, способны произвести такое?
— Нет, что ты, мы производим только бобы со свининой. Придется воспользоваться чужой установкой. Метод кукушки.
— Я вижу, это ваш любимый метод. Нет своей разведки — так внедриться в чужую и перехватить результаты, так ведь?
— А ваши будто иначе работают?
Мы смотрели друг на друга почти враждебно. Потом просто смотрели. После вообще рассмеялись.
— И вообще — кому нужен этот ключ в теперешних условиях!
Тут фигура на постели зашевелилась, и вмешался Наймарк — оказывается, он давно проснулся и слышал весь наш разговор.
— Ключ нужен для единственного дела — для возвращения. Пусть все будет как прежде, за такое я готов положить свою жизнь, да немного ее и осталось.
Эти высказывания мы с Нормой слыхивали и раньше. Не могу сказать, чтобы они мне были по душе, а вот Норме… Норма для меня, несмотря на всю нашу близость, оставалась такой же загадкой, как и в первый день.
23
Если бы я, по совету моего приемного отца, вел дневник, то мог бы записать на очередной странице: «Вчера проводили Резковица, он договорился с патрулем ночников, что его подберут. Уходящая одинокая фигурка на фоне снеговой глади, залитой луной. Как-то сложится его жизнь? На обратном пути забрали оружие из тайника.
Утро. Наймарк говорит, что после завтрака, проходя мимо дверей штольни, услыхал глухой шум, как бы падения. Мне тоже все время что-то мерещится — звуки, движения. Надо поскорее уходить отсюда, эти места опасны для психики.
Норма советует мне идти с ней, я нацелен только на Рассветную зону, Наймарк пока что не избрал маршрут. Из-за этого выступление затягивается. Возможно, завтра все решится».
Однако дневника я не вел, а события разрешились совершенно неожиданным образом.
Утром мы, как всегда, втроем завтракали в столовой, слегка поругивая довольно-таки однообразное меню кухни-автомата; я, помнится, еще попросил старину Эла передать перечницу, когда вдруг дверь столовой распахнулась от пинка и в комнату ввалилось несколько вооруженных людей. Людей ли?
В первый момент у меня мелькнуло — громилы майора, подспудно я был к этому готов. Но тут же стало ясно: эти не имеют ничего общего с бравыми десантниками Португала. Это были странно одетые (а некоторые и вовсе нагишом) темнокожие люди с застывшим выражением лиц, с неуверенными, как бы пьяными, движениями, некоторые с автоматами (я присмотрелся), с нашими автоматами, что мы накануне только принесли из тайника на свою голову! Командовал всеми фиолетоволицый горбоносый верзила в белоснежной, шитой золотом офицерской форме. На ломаном пиджин он тут же приказал нам немедленно стать к стене.
Не команда Португала это была, а люди Резковица (если можно так сказать). Вот что значило его «Вы меня еще вспомните!». Так он отомстил нам — включил режим общей расконсервации!
Мы стали к стене, великолепный офицер тут же уселся в одно из опустевших кресел. Никто больше сесть не посмел. Великолепный офицер дернулся и рефлекторно спихнул со стола соусник; это нисколько не отвлекло его от нас.
— Кто такой есть?
Он обратился к Наймарку, как старшему. Тот проговорил нашу дежурную легенду, которая нас уже не раз спасала в похожих ситуациях. Но офицер его будто и не слушал — он все время судорожно поворачивался, почесывался, охорашивался, даже положил свой позолоченный пистолет на стол, — словом, допрос он вел тоже будто для проформы. Мы все еще не могли опомниться.
— Этот, другой! Кто такой есть?
Я коротко сообщил о себе (в версии Наймарка).
— Неверны… — я сперва подумал, что он обвиняет нас во лжи, — неверны собаки. Теперь этот… женщина! Разговаривай, женщина!