Время льда и огня

— Интересно, — сказал я, приканчивая свой хлебец, — что теперь на уме у нашего руководителя спутника?

— У Кураты? Насколько я знаю психологию людей такого типа, он сейчас сконцентрирован на реванше — и не завидую я своим землякам. Человек он изобретательный и расчетливый, хотя холодным его не назовешь… Ну где я мог его встретить, а?

Кухонная машина выдала нам морс — горько-сладкое охлажденное питье со слабым привкусом ацетона, и на этом обед закончился. Мы встали и зачавкали по линолеуму к выходу.

В первый раз за все время на спутнике нам предложили нечто более ответственное, чем перетирка гофрированных зловонных шлангов в отсеке регенерации: Норма, памятуя плодотворный опыт совместной работы в библиотеке южан, подсунула Курате мысль о том, что наши способности могут быть применены для поиска на ландшафте не чего-нибудь, а лаборатории доктора Бюлова, которая перевернула мир. Вернее, остановила его.

Норма сама заведовала этим поиском. Очевидно, ее здорово повысили после рейда, во всяком случае, начальник обсерватории подчинялся ей до раболепия. Хотя, если учесть, что это был статный моложавый блондин саженного роста, не так уж и странно выглядело его откровенное обожание нового руководства. Я сразу невзлюбил парня. А его отношение к начальству ни в какой мере не отражалось на отношении к подчиненным — с нами он вообще держался аки лев рыкающий.

Меня, конечно, сперва немного удивило, что обсерватория, коей по самому названию полагалось бы наблюдать исключительно за звездами, вдруг устремила свои просветленные объективы на вполне близкую (по сравнению со звездами, конечно) Землю. Блондин, который звался Нормой уменьшительно Рик, пояснил это, снизойдя к нашему уровню дикарей:

— На звезды мы уже насмотрелись, оттуда никакой гадости не прилетит. А вот за низами, за вашим братом, следует смотреть в оба. Так что принимайтесь.

И мы принялись: я прильнул к окулярам, Наймарк крутил на мониторе слайды, которые Норма умудрилась списать в библиотеке южан. К слову, поисковая акция клиники Бюлова у южан была от начала и до конца сфабрикована на Галакси — Норме потребовалось лишь инсценировать находку, известную ей вплоть до страницы в том самом левацком журнале. Однажды, спустя много времени после этих событий, я спросил ее, зачем был избран такой сложный путь.

— Галакси не потянуть было тогда эту акцию самостоятельно, вот в чем дело. Мы могли только вклиниться в рейд и выкрасть результаты. И надо сказать, это удалось. А во-вторых…

— Что «во-вторых»? Еще какая-то подлость контрразведки?

— Да, совершенно непредвиденная — мне встретился Петр Ковальски, агент из Рассветной зоны…

Но этот разговор состоялся куда как позже, в совершенно других обстоятельствах. А пока Норма изредка заглядывала в подопечную обсерваторию, холодно кивала нам и беседовала исключительно с блондином Риком, исключительно по делу. Рик, очевидно, не был потенциальным женихом, хотя ненавидел я его не меньше. Он изводил нас бесконечными наставлениями:

— Слушайте, олухи с низов, кто вас учил настраивать инструмент вручную? Не прикасайтесь к этим ручкам, иначе я вам пальцы отрежу!

Или:

— Для просмотра Темной стороны нет никаких других средств, кроме инфракрасной оптики, недоумки. Вон в зажимах два насадочных комплекта, улавливают тепло зажженной спички на расстоянии три тысячи километров — это не волам хвосты крутить!

Я дал себе слово при первом же удобном случае показать надменному блондину, как горько он ошибается относительно нас, и не столько из-за себя — я по природе необидчивый, — сколько за старину Эла, которому он по интеллекту в подметки не годился и над которым издевался как над пленным врагом. К слову, на Галакси никто, кроме этого самого Рика, не выказывал нам открытой вражды, разве что некоторую холодность, но ее-то легко было понять: каждый у всех на виду, контакты с: чужими и так далее. Один Рик демонстрировал это явно и сам напрашивался на неприятности.

А пока что мы метр за метром просматривали плывущий внизу ландшафт — то бесконечные барханы, то черную пустыню ледника с редкими вкраплениями стойбищ ночников. Так шли часы и дни.

И вот однажды (о, небеса, это мне снится!) сквозь облачные разводья над Терминатором, сквозь обычную дымку, которую я уверенно осадил светофильтром, внизу проплыл знакомый фольварк, приземистый усадебный дом с мансардой, денник с выгулом — там даже кружилась одинокая лошадь на лассо, — лужайка перед верандой, где, я могу поклясться, виднелась… Но тут стремительно наползла облачная гряда и накрыла мой родной дом. Я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и с минуту сидел молча, не обращая никакого внимания на брюзгу Рика.

— Что случилось? — наконец спросил Наймарк, закончив менять оптику, — мы как раз начинали вхождение в темную зону.

— Только что я видел свой дом, двор… Мне показалось, даже тетушку Эмму в шезлонге на газоне…