Время легенд

Как и многие американцы, сотрудничавшие с секретным управлением, Линд пришел в СУ с романтическими представлениями, что он борется за правое дело, что такие разведчики, как он, работают для того, чтобы изменить мир к лучшему. Хотя он и не был прекраснодушным идеалистом, как некоторые знакомые ему агенты, Линд тем не менее всегда считал себя патриотом. Он верил в американские идеалы и ценности. Но война основательно изменила взгляды тех, кто испытал все ее ужасы, ожесточила души. Для большинства из них война постепенно перестала быть ареной борьбы добра и зла — они просто должны были победить, чего бы это ни стоило. Победа — вот единственное, что имело смысл.

Для многих из них не было дороги назад.

За участие во французском Сопротивлении Линду вручили крест «За выдающиеся боевые заслуги». В тот день он впервые осознал, как много людей — состоятельных, влиятельных людей — готовы были жизнь положить за свою страну. Там были и отпрыски известных фамилий, вроде Квентина Рузвельта, внука самого Тедди, служившего особым представителем у Чан Кайши; звезды кино вроде Стерлинга Хейдена — как и Джон Гамильтон, он переправлял оружие югославским партизанам; были люди самых необычных профессий и свойств, вроде голливудского карлика Рене Дюссака по прозвищу Человек-муха, который сражался во французском Сопротивлении.

— Похоже, я в отличной компании, — тихонько шепнул Линд подошедшему к нему Гарри Уорнеру.

— Ты был одним из самых ценных наших агентов во Франции, — взглянул на него Уорнер. — Возможно, самым ценным.

— Н-да, — усмехнулся Линд, — думаю у СУ было немного таких безумцев, как я, которые выкидывали подобные фортели.

Уорнер умехнулся в ответ:

— Клянусь, ты заставлял меня подпрыгивать на стуле так часто, что я мозоль натер на заднице. В штаб-квартире СУ в Лондоне поговаривали, что по Единорогу плачет смирительная рубашка. Сколько раз мы волновались, что будет, если тебя схватят!

— Почему? — удивленно взглянул на него Линд.

— Было чертовски трудно догадаться, что ты замышляешь, какие идеи зреют в твоей голове, что ты совершишь в следующий раз. Для всех нас было загадкой, как ты ухитряешься каждый раз выпутываться. — Уорнер помолчал. — Ты нужен правительству, Джим.

— Зачем? — спросил Линд. — Война окончилась. Здесь, в Вашингтоне, не очень-то большой спрос на шпионов.

— СУ, видимо, будет восстановлено. А если так, ты должен вернуться в команду.

Морщины глубокими бороздами прорезали лоб Линда.

— Почему же…

— Есть сведения, что русские работают над созданием собственной атомной бомбы, — понизив голос, пояснил Уорнер. — Нам нужно знать их планы.

Линд вытаращил на него глаза.

— И вы хотите заслать агентов в Россию? — ошарашенно спросил он. — И при этом считаете сумасшедшим меня!

— Уже если кто и способен проникнуть в Россию и добыть необходимую информацию, так это ты, Джим, — подтвердил Уорнер. — Многие ли могли вырядиться в форму гестапо и отправиться прямехонько в его штаб? Если тебе удавалось одурачивать немцев, готов биться об заклад, что ты проделаешь то же самое и с русскими.

— Ты готов биться об заклад, ставя на мою жизнь, точно? — рассмеялся Линд. — А знаешь что, Гарри? Я недооценил тебя — нервы у тебя куда крепче, чем я думал.

— Признайся, Джим, — настаивал Уорнер, — ведь ты ничего так не хочешь, как снова оказаться в деле — в России или нет, безразлично.

Линд немного поколебался:

— Вот тут ты меня поймал. Я начинаю убеждаться, что клерка из меня не выйдет.

— Тогда мы записываем тебя?

— Что ж, записывай. Только скажи-ка мне одну вещь — что мне делать, пока дядюшка Сэм не решит, где и когда Единорог должен возобновить свою работу?

Уорнер с минуту подумал.

— Как ты полагаешь, временная работа в какой-нибудь конторе устроит тебя? — наконец спросил он. — Сотрудники прежнего управления анализа и исследований сейчас разместились в старых зданиях, где когда-то были лаборатории Национального института здравоохранения. Я, конечно, понимаю, это не совсем то, что нужно, но они могли бы помочь…

— Ты прав — это не совсем то, — кивнул Линд. — Но делать я могу все, что потребуется. Главное, чтобы это ни в коем случае не стало постоянным моим занятием, ладно?

Уорнер усмехнулся.

— Этого ты можешь не бояться, — успокоительно сказал он. — Я уже сказал тебе: ты очень нужен нам.

В последующие два года Стратегическое Управление сменилось вновь созданным Национальным разведывательным управлением, а затем Центральной разведывательной группой. Пока появлялись и исчезали эти организации, Линд оставался в Вашингтоне в тисках ненавистной службы, злясь на Уорнера, который словно забыл о своих обещаниях. Возложенная на него работа была хуже всего, что он мог себе представить, вернувшись в Штаты. Он не только не мог использовать то, чему его учили в разведшколе, — он не мог применить и знаний, полученных в колледже, где его готовили к карьере предпринимателя.