Опечалился Иван. Не помнил, как и домой добрёл. А уж осень на дворе. Слышит: колокольчики звенят. То царёвы приказные скачут, подать с крестьян собирают. Выводит он из овина старого козла: вот, говорит, всё моё добро. Порыскали приказные, порыскали: и впрямь нет ничего. Один, что похитрея, пытает Ивана:
- А скажи-ка, брат, как сам-то зиму будешь зимовать, детей насыщать?
- А что? - отвечает Ваня. - Прежде мы ничего не ели, а теперь вдвое больше ничего не будем есть...
Уехали незваные гости, а Иван старшему сыну велит:
- Иди в лес, на ту поляну, что сам знаешь, веди домой подводы со всем нашим добром.
Степан Игнатьевич закончил свою сказку, закашлялся и прижал руку к левой части груди, успев выпалить своё обычное: "Вот вам сказка, а мне бубликов связка".
Рассказывать он был мастер, и несколько его сказочек Дарья даже записала для какого-то использования в школе. Секрет старика заключался в
102
интонации - особой, неторопливо-мудрой для общего повествования, отдельной для каждого персонажа, да такой, что можно было не думать над значением слов: из одной только интонации сказителя всё сразу становилось ясным про любого из его героев. А ещё в особых жестах худых и длинных стариковских рук, которыми он словно дирижировал, направляя музыку слов в нужное русло. Но главное - в чувствах, которые владели им в процессе рассказывания. Мало того, что он сам с головы до пят увлекался, жил повествуемым, так любой слушатель, и не только такой вежливый, как, к примеру, сосед Иван, попадал под обаяние этих чувств, заражался ими и, даже предугадывая сюжет, всё же с удовольствием слушал, чтобы пережить всё вместе с героями. Если, конечно, дед не перебивал себя кашлем, следствием длительного курения, от которого то начинало щемить сердце, то колоть где-нибудь в боку.
- Сердце? - спросила Дарья. - Может, корвалолу?
- Ой...давай...захолонуло так...
Старик выпил лекарство, через некоторое время задышал ровнее.
- Эт тебе, Игнатьич, за твою гневность, - пошутил Иван. - Простил бы уже власть. Самому легче было бы... Ты ведь и похуже времена видел.
- Гнев - грех, но от моего гнева кому плохо?.. А ты вот своим ворам простил?
- Прощать надо раскаявшихся... Раскаявшимся я б и корову простил. Совесть, что проснулась, и большего стоит.
- Вот то-то же. Пойду я, опосля договорим. А то надоел вам своими баснями. Спасибо, хозяйка, за угощеньице!
- Да не за что.
Старик ушёл, грохоча своими тяжёлыми валенками. Слышно было, как во дворе он пару минут беседовал о чём-то с псом: наверное, вразумлял не дремать в разгулявшуюся непогоду и зорче охранять хозяйское имущество.
Иван, собравшийся было провожать гостя, только откинулся на спинку стула, и Дарья заметила, что у мужа закрываются глаза.
- Устал? - заботливо улыбнулась она. - Ложись спать.
103
- Сейчас пойду... Надо выспаться...
- А ты что мне про гаишников, про перекупщиков и прочие неприятности не рассказывал?
- Рассказал же... И так проблем хватает. Знаешь, мы с Орловым подсчитали, и вышло, что, продавая в нашем райцентре, выгадали бы те же деньги.
- Зачем тогда ездить в Морск?
- Здесь мы бы два дня стояли...
- Так ведь и там два дня торговали.
- Кто ж знал? Раньше такого не было, чтоб перекупщики все места в аренду забирали... Что аренда? На базарах теперь с каждого требуют санитарную книжку и сертификат. Вот тоже расходы.
- А вы как же?
- Обошлось на этот раз. И то, наверное, потому, что дали взятку за место. Но Орёл сказал, что больше в Морск с мясом не сунется. Невыгодно, и мороки много. Будет возить по учреждениям, предприятиям...
- Тоже морока...
- Да, города завалили импортом. Помнишь, что мне сказали милиционеры, когда поймали в лесу за рубкой дров? Плати, говорят, штраф, лес рубить запрещено, у вас на сельсовете висит объявление. Я их спрашиваю: что ж нам, замерзать? Ведь купить-то в районе ни дров, ни угля нельзя. А они: замерзайте. Кому вы, крестьяне, нужны? Продукты все импортные. Деревни скоро закроют, а вас спишут за ненадобностью.
- Да, ты рассказывал. И нам, сельским учителям, грозятся отменить все льготы. Останется одна зарплата...
- Ой, не смеши меня со своей зарплатой. Её давно запретили. У нас, деревенских людей, теперь одна льгота - торжественно сдохнуть.
- Да, только положенных на погребение денег за последний год в деревне никому не дали. Говорят: нету.
- Тогда вообще никаких льгот... Эй, пацаны, вам пора ложиться спать...
104
Ну, а у меня всей прибыли с поездки, что побывал в прокуратуре да повидал дядьку. Впервые за четырнадцать лет.
- И как они живут? Городские...
- Как?.. Вообще, это отдельная история. Я так опростоволосился... Но тебе стоит знать, как они живут: Нина ведь, его жена, тоже педагог. Преподаватель в институте.
Иван перебрался на своё любимое место - у духовки, на тот самый стульчик, с которого едва не опрокинулся полчаса назад дед Степан. Прислонившись к горячим кирпичам, можно было греть спину и смотреть телевизор или читать, если в доме случалась газета: своих семья не выписывала по причине отсутствия средств.