Время лилипутов

Отодвинув пустую тарелку, Ольга взяла чашку со светлым, слабо заваренным чаем, размешала ложкой оставшийся на дне сахар и невозмутимо посмотрела на мать. Отметив про себя, что та плохо скрывает волнение, теребя в руках носовой платок, явно собираясь с силами, чтобы сказать что-то неприятное.

Черствость Ольги по отношению к отцу объяснялась просто – сколько Ольга себя помнила, отец постоянно пил. Это была единственная страсть в его жизни, которой он посвятил себя всего без остатка, не жалея ни заработанных в колхозе денег, ни выращенных на огороде продуктов, ни вещей, которые он непрестанно выносил из дома, обменивая на алкоголь. Однажды весной он так унес громоздкий черно-белый телевизор, оставив семью на долгие месяцы с радиоприемником в качестве единственного средства развлечения. Причем все его пьянки имели одно обязательное свойство – неминуемо заканчиваться скандалами с избиением домочадцев. А когда денег на выпивку не находилось, побои становились только злей. В этих случаях, забываясь от ярости, он бил мать по всему телу, руками и ногами, стараясь причинить ей максимальную боль. Для детей, в подобных ситуациях, он снимал с пояса ремень с тяжелой армейской бляхой. Сложно после этого чувствовать себя любящей дочкой.

Мать как-то давно доверительно рассказала Ольге и брату, что раньше их отец таким не был. Если верить ее словам, когда она выходила за него замуж, это был веселый и добрый парень. Только вернувшийся из армии, и устроившийся в колхоз механизатором, он являлся в селе завидным женихом с золотыми руками и гитарой, на которой по вечерам играл озорные дворовые песни, покорившие сердце матери. Проклятая водка, по ее мнению, сгубила отца позже, сделав его несчастным больным человеком. Но так как Ольга другим отца не помнила, то верила в сказанное с большим трудом.

Все свое детство Ольга истово мечтала, чтоб мать ушла от отца, забрав ее и брата в город, где он никогда их не найдет. Ее ежедневные молитвы различным святым были посвящены только этому. Однако, вопреки ожиданиям, мать уходить не спешила. То ли у святых находились более важные дела, то ли у матери были совершенно другие планы на жизнь. И чем старше Ольга становилась, тем меньше надежд на это оставалось. Становилось все очевидней, что мать считала такой удел своим крестом, который надобно нести до конца, смирившись и находя в этом какое-то извращенное удовольствие от собственной жертвенности. Ища утешение только в религии. Подобное же поведение она всеми силами пыталась привить и детям. Ради чего Ольга с братом, сколько себя помнили, вместе с матерью все свободное время проводили в старой церкви на окраине села, в окружении потемневших от времени икон и коптящих свечей. Кроме них в церковь из всего села ходил только десяток старых мрачных озлобленных бабок. Поэтому дети выделялись на их фоне как белые вороны и всегда привлекались для помощи седым длиннобородым батюшкой.

В третьем классе брат, придя домой, признался, что его не хотят из-за этого принимать в пионеры, посчитав на совете дружины такое поведение недостойным юного ленинца. Мать на следующий день, отпросившись на работе, с утра пошла к директору школы, где, тряся перед ним своим вымпелом передовика производства, выданным ей, как лучшей доярке, устроила такой скандал, что брата приняли в пионеры вместе со всеми, без каких-либо препятствий. Когда же пришло время принимать в пионеры Ольгу, этот вопрос уже никем не поднимался.

Кончилось это тем, что сразу же после окончания школы, брат, не задумываясь, покинул дом, по рекомендации своего духовника поступив учиться в Ленинградскую духовную семинарию, позже отправившись в монастырь, как можно дальше от родных мест, где принял постриг и остался служить.

Ольга навсегда запомнила, сколько неприятностей для них повлек его поступок. Это было единственное заявление в семинарию со всей области.