Время любить

Андрей вспомнил, что парни сели к нему между Торжком и Вышним Волочком. Это довольно большой перегон, крупных населенных пунктов вроде не будет до самого Вышнего Волочка. Все меньше попадается встречных машин, солнце давно скрылось, асфальт на холмистом шоссе потемнел, в придорожных кюветах серебристо взблескивает талая вода. На обочине белыми свечами тянулись в небо огромные березы. На некоторых чернели грачи, устроившиеся на ночевку.

Гена за спиной Андрея закурил, потянулся за папиросой и его сосед.

– Ребята, вы уж потерпите, – попросил Андрей: он не любил табачного дыма.

Бесцеремонность пассажиров все больше раздражала. Кстати, они так и не сказали, куда им ехать. До Ленинграда находиться в их обществе было бы не очень-то приятно.

– Уж лучше ты, кореш, потерпи, – нагло ответил парень в кепке. – Нас двое, а ты один.

– Ты же не красная девица, – вставил Гена.

– Девицы теперь смолят почище нас, мужиков, – хохотнул парень в кепке.

Андрей поймал на себе его косой холодный взгляд, бросились в глаза неестественная бледность, выпирающий кадык на худой шее. Синеватые губы то и дело кривились в недоброй усмешке. Повнимательнее разглядел в заднее зеркало и Гену. Тот тоже был бледнолицый, с цепким взглядом серых глаз. Заостренное, с длинным носом лицо было мрачным. Заметив, что водитель за ним наблюдает, заворочался на сиденье, недовольно хмыкнул:

– Не бойсь, не спалю твои сиденья…

– Я не боюсь, – коротко ответил Андрей.

– Чего же тогда зыркаешь?

– Понравился ты ему, Гена… – хохотнул парень в кепке.

Андрей стал понимать, что попутчиков он прихватил на пустынной дороге, пожалуй, далеко не обычных. Да и запах… Такой запах исходит от людей, проведших долгое время в тюремной камере. Конечно, их могли освободить, но тогда почему оба без вещей? Если не считать свертка на коленях у Гены. Остановиться и предложить им выйти? Гена больше помалкивает, а этот, в кепке, все наглеет. Андрею пришлось рукой отвести от себя крепкий папиросный дым, который сосед нахально пускал.

Андрей еще ниже опустил боковое стекло, в салон ворвался холодный воздух, засвистело в ветровом стекле. Идущий навстречу грузовик помигал фарами, что означало: где-то впереди укрылась машина ГАИ. Инспектора часто выбирают такое укромное местечко на обочине, где их не сразу заметишь. А у них в машине установлен радар. Превысил скорость – тебя тут же засекут!

– Видишь впереди пересечение дорог? – заговорил Гена. – Сверни на проселок.

Произнес он эти слова спокойно, но в них Андрею почудилась скрытая угроза.

– Это еще зачем? – не сбавляя скорости, спросил он.

– Приперло, понимаешь? – хихикнул парень в кепке.

Может, они тоже заметили, как посигналил водитель? И не хотят встречаться с ГАИ? Не успели сесть в машину, и приперло…

Что же делать? Подчиняться им не хотелось, этому противилось все нутро Андрея. Пассажиры все больше и больше ему не нравились. Дурацкая натура – никогда не может проехать мимо, видя впереди человека с поднятой рукой…

– Ты что же, кореш, не хочешь уважить нас? – ближе придвинулся к нему парень в кепке. Сейчас он не улыбался, синеватые губы его сжались в полоску, правая рука плавно нырнула в карман брюк.

– Тормози! – повелительно крикнул за спиной Гена.

И в то же мгновение что-то холодное и твердое уперлось Андрею в шею. Машинально скосив глаза, он увидел дуло автомата, а чуть выше заостренное лицо Гены с бешено округлившимися глазами.

Андрей немного тормознул, затем снова дал газ, машина дернулась вперед, короткое дуло, оцарапав шею, на мгновение исчезло. Парень в кепке, приоткрыв рот, смотрел на него, в руке у него блестел самодельный нож с деревянной рукояткой. И тогда Андрей резко нажал на педаль тормоза, отчего Гена, утробно крякнув, ударился о подголовник сиденья, а парень в кепке плотно припечатался к приборной «торпеде». Как Андрей и ожидал, «Жигули» занесло, сосед, оторвавшись от «торпеды», навалился плечом на него. Гена по-прежнему нависал над передним сиденьем. Автомата в его руках не было, зато парень в кепке сжимал деревянную рукоятку ножа. На бледных лицах одного и другого менялись, как кадры при ускоренной съемке, растерянность, страх, злоба.

Направив машину в кювет, так, что она чуть ли не легла набок, Андрей первым выскочил наружу, рванул дверцу салона и вытащил оттуда Гену. Ошалело хлопая глазами и шмыгая разбитым носом, тот упирался, стараясь нащупать выпавший из рук автомат.

– Ах ты сука! – шипел он, сверля Андрея злыми глазами. – Гвоздь, чего бельма вылупил?! Достань его перышком!

Андрей стукнул Гену головой о стойку двери, потом добавил кулаком. Тот, обмякнув, сунулся лицом в кучу сырого валежника, правая рука его уцепилась за травянистую кочку. Гвоздь перевесился через переднее сиденье, стараясь достать автомат.

Андрей сгреб его за пояс, вытащил из машины и сильным ударом в подбородок опрокинул на землю. Пока тот считал мельтешащие перед глазами зеленые звезды, подобрал с переднего сиденья нож, сунул его рукояткой вниз в карман куртки, достал с резинового коврика автомат. Передернув затвор, убедился, что он заряжен.