Время любить

Родители переглянулись, как актеры в пьесе, которые помнили свои реплики… они просто не хотели их произносить.

– Никто не любил своего сына больше, чем мы любили твоего брата, – запинаясь, начал отец, – но он не был совершенством.

– Я это знаю, – сказала я, вспоминая милого сорвиголову, который стремился нарушить все мыслимые границы. – Но он не пил, когда ездил на мотоцикле. Не настолько же он был дурак.

Я по очереди посмотрела на них, а потом перевела взгляд на пустое место у двери. Представила стоявшего там Скотта, с виноватым видом, какой он всегда напускал на себя, когда его ловили на лжи.

– Скотт был пьян?

На сей раз это прозвучало не так недоверчиво.

Они кивнули, практически одновременно.

– После аварии нашлись свидетели, которые заявили, что он ехал зигзагом. До перекрестка он пару раз едва не врезался. – Отец шумно сглотнул, его голос сел. – Автомобиль – тот, в котором ехали Бен и его друзья, – пересекал перекресток. Они ехали с небольшим превышением скорости, и водитель был молодой и неопытный, но не это стало причиной аварии. Скотт поехал прямо на красный свет и врезался в бок машины. Они ничего не могли сделать, чтобы этого избежать, ну, по крайней мере, так нам сказали в полиции.

Все, что я знала, вдруг встало с ног на голову. Север оказался на юге, и я заблудилась, полностью и окончательно заблудилась.

– Почему вы никогда мне не говорили? Почему я слышу это только теперь, шестнадцать лет спустя?

Это выше моего понимания, заявил воображаемый Скот, невинно пожав плечами.

– Потому что ты очень сильно переживала после его смерти. Скотт был твоим героем, всегда был. Ты боготворила его с малых лет, когда малышкой повсюду ходила за ним хвостиком. Его потеря уже была достаточно трагичной, мы думали, что ты не справишься, зная, что это он виноват в случившемся. Мы хотели сохранить его память для тебя идеальной. Поэтому – правильно или нет – мы решили тебе не говорить. Мы не видели никакого вреда в том, чтобы позволить тебе считать причиной аварии тот автомобиль. За исключением…

– За исключением того, что я обвинила единственного человека, которого когда-либо любила, в том, в чем он не был виноват, – с грустью закончила я.

– Ты дозвонилась?

– Все еще жду.

Папа изобразил на лице сочувствие и похлопал меня по плечу, проходя мимо по коридору. Я воспользовалась их стационарным телефоном, который давал меньше уединения, чем я предпочла бы, но мобильная связь здесь была крайне ненадежной, а этот звонок я никак не хотела откладывать.

– Простите, – послышался бестелесный голос за сотни миль отсюда. – С каким отделением вас соединить?

Я попыталась не волноваться. Телефонистка не виновата, что я жду уже больше десяти минут и по-прежнему не приблизилась к разговору с Беном.

– С уинчестерским, – сказала я дрожащим от напряжения голосом.

Я очень надеялась, что сестры смогут отнести телефон в палату Бена, чтобы я поговорила с ним лично. Между нами накопилось уже больше чем достаточно недоразумений, и передавать сообщение через третье лицо – особенно такое важное – казалось просто неправильным. Мобильный Бена был или выключен, или разрядился, или просто остался дома, и досада от неспособности мгновенно с ним связаться, вызывала у меня ощущение отброшенности на несколько десятилетий назад.

Прошла, казалось, вечность, и я услышала другой голос.

– Уинчестерское отделение. Слушаю вас?

Я едва не задохнулась от облегчения, торопливо говоря в трубку.

– Простите за беспокойство, но мне очень нужно поговорить с одним из пациентов вашего отделения, с Беном Стивенсом, это возможно?

Связь была плохая; создавалось впечатление, что кто-то на том конце жарит яичницу, и мне пришлось прижать трубку к уху, чтобы хоть что-то расслышать. И даже так я смогла расшифровать только отдельные слова:

– … не сейчас… совершает обход… час…

Я собрала обрывки в единое предложение и разочарованно вздохнула.

– Могу я тогда оставить для него сообщение? – спросила я, надеясь, что дежурная на том конце слышит меня лучше, чем я ее.

Раздалось бормотание и несколько слов, которые я не разобрала. Я решила, что они означают «Конечно. Что вы хотите передать?»

– Пожалуйста, скажите ему, что звонила Софи. Скажите, что я прошу прощения и что я была неправа. И что я сейчас же возвращаюсь, и мы увидимся позже сегодня днем.

Долгое потрескивание, а потом тишина, в течение которой я убедила себя, что связь оборвалась. Но потом связь на минутку улучшилась, и голос вернулся, более молодой по звучанию, чем я сначала думала, и более чем утомленный.

– Конечно, передадим. Я прослежу, чтобы это сообщение передали Стивену.

Стивену?

– Это для Бена. Для Бена Стивенса.

На линии защелкало, словно взрывался попкорн.

– Простите. Лен Стивенсон. Я поняла. Я передам сообщение одной из наших медсестер.

Трубку положили, а я осталась стоять, уставившись на телефон со смесью беспокойства и раздражения. Я посмотрела на часы. Позвонить еще раз, рискуя опоздать на следующий поезд, или просто подождать, пока я лично смогу поговорить с Беном?