Время любить

В его голосе прозвучало столько заботы, что от этого стало почему-то только хуже. Мне нужно было, чтобы кто-нибудь велел мне прекратить. Резкая пощечина, так это делают в кино, верно? Интересно, как отреагирует Бен, если я попрошу его ударить меня. Только я не могла ни о чем его попросить, потому что единственными звуками, слетавшими с моих губ, были еле слышные панические повизгивания, как у животного.

Бен беспомощно оглянулся в нашем стальном замкнутом пространстве, как будто в него мог проникнуть незамеченным очень маленький врач; кто-то, кто знает, как помочь его спутнице, внезапно охваченной паникой.

– Это из-за лифта? – спросил он в отчаянии. – У вас клаустрофобия?

Я покачала головой и почувствовала, как моментально все расплылось перед глазами, когда пот, словно сдерживаемые слезы, залил мне глаза. В итоге Бен сделал единственное, что мог и что на самом деле было, вероятно, наилучшим выбором. Он привлек меня к себе и крепко-крепко обнял. Он продолжал обнимать меня, когда двери лифта открылись и мы вышли на пятом этаже. Тут все навалилось на меня разом: запах антисептика и дезинфекции, спокойная больничная тишина и горький вкус страха. Мне захотелось сбежать, и если бы не ставшие ватными ноги, я, возможно, так и поступила бы.

Не обращая внимания на стрелку, направлявшую нас к детскому отделению реанимации, Бен привел меня в маленькую темную комнату отдыха. Положил свои большие ладони мне на плечи и мягким нажатием усадил на стул с джутовой обивкой. В углу комнаты стоял маленький кулер, и Бен отошел от меня, только чтобы наполнить водой конусообразный стаканчик, который затем подал мне. Пальцы Бена оставались поверх моих, пока он не убедился, что я в состоянии держать стаканчик, не расплескав на себя его содержимое. Ледяная вода подействовала освежающе, но я и так почувствовала, что приступ паники проходит. Всегда ощущение такое, будто он длится несколько часов, но в реальности редко продолжается больше нескольких минут. Я посмотрела на Бена, испытывая неловкость, словно он застиг меня за совершением какого-то личного действия, не предназначенного для посторонних глаз. Мне стало стыдно.

– Это была паническая атака, да? – спросил он, присаживаясь на корточки, чтобы наши лица находились на одном уровне.

Я кивнула, но глаз не подняла, разглядывая свои пальцы, которыми с такой силой сжимала бедра, что, наверное, останутся синяки. Бен осторожно отцепил мои руки от моих ног. Имелась не одна причина, по которой интимность его прикосновения должна была заставить меня громко ахнуть. Почему именно я ахнула, определить было невозможно.

– Раньше это когда-нибудь случалось?

Я почувствовала, что вся моя жизнь сейчас развернется перед ним, как скатанный в трубку ковер. И я инстинктивно закрылась от Бена, как множество раз делала в прошлом.

– Это просто из-за больницы, – ответила я и сделала глоток воды не потому, что нуждалась в нем, а чтобы выиграть несколько секунд, прежде чем ответить на замечание, которое, я знала, неизбежно последует.

– Но с вами ничего подобного не было, когда нас привезли сюда после пожара. Тогда вы держались нормально.

Я слегка пожала плечами и с трудом поднялась. Бен тоже выпрямился.

– Можем поговорить об этом как-нибудь в другой раз, – сказала я, зная, что не имею ни малейшего желания когда-нибудь это делать. – Сейчас нам нужно найти Джулию. – Я провела руками по лицу, как будто приступ паники был пятном, которое нужно было стереть первым делом. Бен еще колебался, но я уже направлялась к двери. – Правда, Бен, со мной теперь все в порядке, – солгала я, когда мы снова вышли в коридор.

Я увидела указатель отделения реанимации и захлопнула тяжелую стальную дверь, отрезая все воспоминания, которые мчались к ней, как обезумевшая толпа. Мысленный барьер устоял, и пока я нажимала на механизм открытия дверей на входе в отделение, а потом выдавливала на руки дезинфицирующее средство, я лишь надеялась, что сумею продержаться, иначе Джулии от меня будет очень мало толку.

* * *

Когда вы дружите с человеком так долго, как я дружила с Джулией, ваши общие переживания можно сравнить с булыжником, которым вы мостите свою общую дорогу. Я знала ее лучше кого-либо другого; она была моим человеком. Но у детского отделения меня встретила другая Джулия, которую я никогда раньше не встречала. Она мерила шагами маленький участок пола в дальнем конце коридора, не отходя слишком далеко от двойных синих дверей, ведущих в отделение реанимации. Завершив очередной круг, она замедляла движение и заглядывала в маленькое дверное окошко.

Я побежала к ней, не обращая внимания на шум, создаваемый моими ботинками среди ночной тишины больничного отделения. Освещение было тусклым, но все равно достаточным, чтобы я увидела красные круги вокруг глаз и странно постаревшее лицо, прежде чем обняла ее.

– Как она?

Джулии потребовалось много сил и несколько секунд, чтобы ответить.