Я стала выдвигать один из стульев с высокой спинкой, но остановилась, увидев, что Элис не делает попытки последовать моему примеру. Мой взгляд метался между двумя женщинами, наблюдая за их молчаливой беседой, которая шестьдесят лет ждала своего часа. Эта пара застала меня врасплох, ибо не было ни обсуждения, ни предисловия.
– Винс был недостаточно хорош для тебя. Вероятно, ты должна быть благодарна мне за то, что я это тебе показала, – сказала Глэдис, ее губы, накрашенные ярко-розовой помадой, чудовищно не сочетавшейся с ее волосами, сжались в тонкую линию.
Я вдруг по-настоящему пожалела, что это не Бен стоит рядом с Элис. Он бы знал, что сделать или сказать, чтобы ослабить напряжение. Я же была опасно близка к тому, чтобы сказать что-нибудь совершенно непростительное престарелой женщине.
Не знаю, слова ли Глэдис стали последней каплей или Элис с самого начала знала, как именно закончится это воссоединение. В ее глазах засветилась решимость, они засверкали, когда она взяла налитый мною стакан воды.
– Сучка, – почти с наслаждением произнесла Элис.
Это было первое и последнее слово, сказанное ею женщине, с которой она приехала сюда повидаться. Я почувствовала, что все присутствующие развернулись в нашу сторону и от столика к столику, как волна на стадионе, пронеслось коллективное аханье.
– Теперь мы, пожалуй, можем уйти, – сказала Элис, поворачиваясь ко мне с милейшей улыбкой пожилой дамы, какую мне когда-либо доводилось видеть.
Упрашивать меня не пришлось. Я бросила один краткий взгляд на Глэдис, которая выглядела ошеломленной, вода медленно стекала по ее все еще примечательной груди. По крайней мере, Элис не попала ей в лицо.
Я беспомощно покачала головой, глядя на Глэдис, не вполне уверенная, кто же здесь пострадавший. Выговорила одними губами: «Простите», хотя не думаю, что искренне, а потом как можно скорее повела Элис к двери. Холодный январский воздух полоснул меня по лицу, как пощечина, когда мы вышли из кафе и направились к дожидавшемуся нас автомобилю Бена.
Я увидела его озабоченный взгляд при нашем приближении, заметила, что он хочет выйти из машины, но настойчивым знаком велела ему оставаться на месте. Понятия не имею, что он подумал, видя, как мы торопливо пересекаем площадь, потому что была занята тем, что в страхе оглядывалась, ожидая, что за нами бросится рассерженный персонал кафе. Я открыла заднюю дверь, и Элис не по годам проворно забралась в машину. Я запрыгнула на сиденье рядом с ней.
– Поезжай! – приказала я Бену, еще даже не захлопнув дверцу.
Доведись нам сматываться с места преступления, из Бена получился бы дрянной водитель, потому что реакция у него была слишком замедленная.
– Что такое? Что случилось?
– Просто поезжай, – настойчиво повторила я.
Рядом со мной блаженно улыбалась Элис.
– Спасибо, – сказала она нам обоим. – Теперь я
– Расскажи еще раз, – умоляла Джулия, вытирая слезящиеся от смеха глаза.
– Трех раз достаточно, – чопорно заявила я.
Джулия удивленно покачала головой.
– Ты уж точно никогда не говорила, что помощь друзьям Бена может оказаться такой занимательной.
– Для тебя, может быть, – сказала я, хотя трудно было удержаться от улыбки всякий раз, когда я мысленно возвращалась к событиям прошлой недели.
Я обвела взглядом кафе, где мы с Джулией встретились за ланчем. Никто ни в кого не плескал капучино, никто не улаживал шестидесятилетнюю вражду, и сварливые пенсионеры не устраивали в углу потасовку. Скучновато.
– И что теперь? Это твое первое и последнее мероприятие для его друзей?
Я поднесла к губам чашку и отвлеклась на блеск серебра. Теперь на моем браслете качались три брелока, и мой взгляд, пока я отвечала, остановился на последнем пополнении, крохотном пианино.
– Не совсем. Теперь я вроде как помогаю еще одному человеку.
Через три дня после того, как Элис таким драматическим образом свела давние счеты, Бен постучал в мою дверь в середине дня. Уговаривать меня не пришлось, я только рада была бросить исключительно скучный перевод, над которым работала, и выпить с Беном чаю.
– У меня пончики, – начал он, когда я отодвинула щеколду и увидела прислонившегося к косяку Бена.
– Это диагноз или кондитерское изделие?
Губы Бена дрогнули, и меня охватила тихая радость. Ему нравилось мое чувство юмора, а мне – тот факт, что в последнее время я, похоже, вновь открыла его в себе после долгого перерыва.
– Поднимемся наверх? – предложил Бен, протягивая мне руку. – Я хочу кое-что тебе показать.
– Интригующе, – пробормотала я, позволив ему повести меня вверх по деревянной лестнице. И так это и оказалось: интригующе, ошеломляюще и совершенно неожиданно.