Время любви

Мысли беспорядочно метались. Как он посмел передать такое через секретаршу? За кого он ее принимает? Эх, не надо было ему звонить, не надо было!.. В груди снова вспыхнула ненависть. Пришел, провел с нею ночь — и какую ночь! — и выбросил, словно старую перчатку? О, какое унижение! Посмеялся над ней, да и сейчас наверняка смеется… Джина принялась кататься по кровати, как собака, стремящаяся сбросить с себя одолевших блох.

Да, конечно, она воспользовалась смертью его жены в своих целях, но и он поступил бы так же, ни за что не упустил бы возможности подобным образом избавиться от конкурента.

— Так, все, хватит! — велела она самой себе. Немедленно возьми себя в руки!

Решительно направившись в ванную, Джина приняла душ, чтобы смыть все воспоминания об этом человеке. Только вот как изгнать его из памяти?..

Когда она вернулась в спальню и начала одеваться, зазвонил телефон. Значит, Руфус одумался, ведь никто другой не знал, что она сегодня дома. Сняв трубку, Джина по-кошачьи промурлыкала:

— Мистер Картрайт, как я полагаю?

— Что? — раздался голос ее матери. — Это ты, Джина?

— Кто тебе сказал, что я не пошла на работу?

— Моника. — Из груди Сесилии вырвался то ли вздох, то ли стон. — Она почему-то все еще считает меня твоей матерью.

— Прости, мама. Что случилось?

— Мириам умерла.

— Что ты сказала? Мири? Как? Когда?

— Сразу после операции. Не выдержало сердце. Похороны завтра. Я думаю, ты найдешь время, чтобы проводить ее в последний путь.

— Господи, конечно. Где ты сейчас?

— Там, где я живу.

— Что?

— Ты спросила, где я, и я ответила: в собственной квартире. Если ты забыла адрес, напоминаю — она находится в том же доме, что и твоя, только этажом ниже.

— Я немедленно спускаюсь, мама. Буду у тебя через три минуты.

Глава 66

В тот же самый день Кейт металась по своей мансарде. На душе было неспокойно и муторно: теперь она убедилась наверняка, что ее тайное убежище раскрыто. Первое сомнение закралось, когда она обнаружила в пепельнице окурок, сегодня их уже было несколько. Она тут же кинулась к уборщице, но та поклялась, что в жизни никогда не курила.

Моргана давно уже нет, снова и снова твердила она себе, и пора перестать скорбеть по нему. А теперь и гнездышко в мансарде утратило для нее свое очарование, потому что кто-то проник сюда, разрушив тем самым иллюзию ее уединенности.

Наверняка таинственный незнакомец каким-то образом связан с Джиной. Хотя их отношения практически прекратились, Кейт периодически виделась со Скарлетт: иногда приходила к ней домой, иногда навещала ее во время занятий у Сержа Марсо. Обе знали, что их встречи раздражают Джину, но какое им до этого дело?

Теперь, когда мансарда перестала принадлежать ей одной, от нее следует избавиться и как можно скорее. Странно, ей бы возмутиться тайным вторжением, но Кейт вдруг почувствовала неимоверное облегчение, словно наконец-то освободилась от тяжелой ноши. Ведь если вдуматься, частые посещения Кэнел-стрит наносили вред и ей самой, и Мэтью, и даже Жан-Пьеру. Мэтью исполнилось шестнадцать лет, и ему надо посвящать больше времени. Мальчик постоянно бывает с отцом; так недолго и потерять его любовь, а этого Кейт не могла допустить.

Решено — она откажется от этой квартиры.

Тут Кейт вспомнила, что недавно пообещала сходить со Скарлетт на выставку. Сняв трубку, она набрала ее номер и, прежде чем услышала голос девочки, весело произнесла:

— Привет, Скарлетт!

— Это не Скарлетт. — К ее изумлению, к телефону подошла Джина — редкая гостья в квартире своей матери. — Кто ее просит?

— Кейт Гаше.

После многозначительной паузы Джина проговорила:

— Вот оно что. Кейт Гаше. Скарлетт нет дома. Я передам ей, что ты звонила.

— Что-нибудь случилось? Ты же в это время работаешь.

— Сегодня умерла Мириам.

— Мириам Штерн? — упавшим голосом переспросила Кейт.

— Я передам Скарлетт, что ты ей звонила, — холодно повторила Джина и бросила трубку.

Когда Скарлетт вернулась из школы, то буквально остолбенела при виде матери. Узнав страшную новость, девочка заперлась в своей комнате и прорыдала несколько часов подряд.

Сесилия словно обезумела от горя — в таком состоянии Джина не видела ее с тех пор, как умер Майк О'Коннор. Но тогда, хоть Джина и была еще совсем девчонкой, у нее находились нужные слова утешения, теперь же все было иначе. Всегда такая сильная, подтянутая и элегантная, Сесилия после смерти Мириам съежилась на глазах, состарилась — в ее-то пятьдесят три года. Замотанная в старую шаль, ссутулившаяся, она словно вернулась к своим корням, превратившись в простолюдинку с римской окраины. Раскачиваясь из стороны в сторону в кресле, она монотонно говорила лишь об одном: как Мириам спасла ее когда-то, спрятав от мужниных побоев и оскорблений золовки в приюте для детей-сирот.

— Никто и никогда не назовет меня больше деткой, — всхлипывала Сесилия. — Мири была не только лучшей подругой, она была мне как мать…

Джина беспомощно разводила руками.

— Что я могу сделать, чтобы облегчить твои страдания?

«Прекрати третировать Скарлетт», — хотелось выкрикнуть Сесилии, но, пересилив себя, она повторяла: