Время любви

— Вот-вот, Кейт так и говорит, — вежливо отозвалась Эвелин. — Завтра я собираюсь выехать на Кловере, чтобы потренироваться в прыжках через барьер. Если хотите, можете посмотреть.

— О, с удовольствием! Я видела Кловера. Великолепное животное! — воскликнула Джина. — У него такой сверкающий мех на фоне…

— Шкура, — немедленно поправила Кейт.

— Что?

— У лошадей и собак шкура, а не мех, Джина. Это же не пушные зверьки.

— Хорошо. Черная шкура Кловера так блестела на фоне белого забора…

— Никогда не говори «забор», — снова прервала ее Кейт. — Ты видела его у барьера.

— Благодарю за преподанный урок, Кэти. — Лицо Джины вспыхнуло от негодования и неловкости ситуации.

— Эй, девочки, прекратите, шампанское нагревается с катастрофической быстротой! — разрядил обстановку Джейк, и все принялись за ужин.

Эвелин и Джейк предпочитали держаться уединенно, поэтому следующие десять дней девушки были предоставлены самим себе.

Они с удовольствием болтали, плавали, гуляли. Благодаря Мириам Штерн Джина хорошо знала историю местного края и всегда радостно соглашалась сопровождать Кейт в поездках в город.

За день до ее возвращения в Монкс-Бей они отправились в музей изобразительных искусств Вильямстауна, и там Джина познакомилась с Руфусом Картрайтом. Встреча была совсем недолгой, но девушка успела влюбиться. Навсегда.

Глава 23

Сначала Сесилия приписала внезапные вспышки раздражительности Джины и частые ссылки на головную боль тому, что ей пришлось вернуться из великолепия и роскоши, в которых она провела каникулы, в их маленький домик. Но вскоре у Джины поднялась температура, на лице и теле выступила легкая сыпь, и мать отвезла ее к врачу.

Когда тот поставил диагноз — краснуха, — Сесилия, как ни странно, обрадовалась.

— Каждая девушка, прежде чем выйти замуж, должна переболеть краснухой, — объяснила она Джине. — Когда ты была совсем крошкой, мы с Мириам даже хотели специально тебя заразить, но ничего не получилось.

— О мама! — поморщилась Джина. — Я ведь собиралась вернуться к работе на избирательном участке!

— Дорогая, это скоро пройдет. Побудешь несколько дней в постели — и все.

Назавтра Сесилии нужно было на целый день отправиться к миссис Кортни, о чем они договорились неделю назад. Констанс специально купила швейную машинку, чтобы Сесилия прямо на месте смогла подогнать по ее фигуре выписанные из Парижа наряды. Как же теперь быть? — размышляла она. У дочери краснуха, а ее не будет рядом.

— Но сегодня уже третий день болезни, мама, — нетерпеливо сказала Джина. — Доктор Бушнелл говорит, что краснуха проходит через четыре-пять дней.

— Пусть так, но мне очень не хочется оставлять тебя одну, любимая.

— О, мама, пожалуйста, не говори глупости! Я буду развлекаться у телевизора. Там сейчас интересный сериал.

Но когда Сесилия уехала, Джина, как ни старалась, не могла сконцентрироваться на бесконечных душевных переживаниях главных героев этой «мыльной оперы». Она вообще не могла думать ни о чем другом, кроме дней, проведенных в Северн-Вудз. Больше всего ее поражало то, что в имении ей и пальцем не позволяли шевельнуть. На стол подавали, посуду мыли, спальню пылесосили, ежедневно меняли простыни, стирали и гладили не только одежду, но и нижнее белье. Каждое утро она все находила чистым, так что ни о чем не надо было заботиться.

Джина включила радиоприемник и стала слушать шоу «Предсказание будущего». Рядом на кровати валялся блокнот. Джина пододвинула его ближе, улеглась на живот и принялась бездумно водить карандашом по бумаге.

Постепенно рисунок приобрел более четкие очертания. Девушка с удивлением вгляделась и поняла, что изобразила Руфуса Картрайта. Высокие скулы, четкая линия подбородка, ясный, открытый взгляд и даже небольшой шрамик на лбу. Портрет был так похож на оригинал, что Руфуса невозможно было не узнать.

Конечно, она для него слишком мала. Нечего и надеяться, что тогда, в музее, он обратил на нее внимание. Ведь он уже учится в Гарварде, а она кто такая? Всего лишь ученица колледжа в школьной форме. Ему и в голову не придет назначить свидание такой соплячке. А вдруг?..

На губах Джины заиграла мечтательная улыбка, и тут же, словно по волшебству, на щеках и подбородке появились славные ямочки. Она задумалась, почему ей так понравился Руфус, и наконец поняла — причиной тому была не внешность. Он, безусловно, очень красив: высокий, широкоплечий, похожий — как же иначе? — на Джона Кеннеди.

Все дело было в его голосе, негромком, с мягкими нотками, чувственном и одновременно интеллигентном. Слушая Руфуса, Джина ощущала себя как бы под его охраной, даже казалось, что он уделяет ей внимание. По крайней мере верилось в его искренность. Такой добрый голос мог принадлежать Гамлету, думала Джина.

Однако тут в ее мечты ворвался звонок. С сожалением вздохнув, она отложила в сторону блокнот и пошла открывать дверь.

Человек, стоявший на пороге, держал в руках вырезку из газеты с ее фотографией.

— Как только я увидел этот снимок и три ямочки, я сразу же понял, что это ты, — сообщил мужчина грубым голосом.