Время любви

Лючия лично проверила готовность каждой гостевой комнаты. При трех, самых удобных, имелись даже небольшие гостиные; они предназначались для родителей Руфуса, генерала Берна и сенатора Пауэлла. В каждой комнате красовались огромные вазы, наполненные всевозможными фруктами, на столиках стояли свежесрезанные цветы.

Совершая обход, Лючия заглянула в ванные комнаты, чтобы удостовериться, что полотенца и банные халаты в должном порядке. Теперь осталось проверить, чтобы на журнальных столиках лежали свежие номера «Вог», «Нью-йоркер» и «Тайм».

Удовлетворенная, она спустилась вниз, тихонько напевая себе под нос. Лючия никогда не делала секрета из того, что Руфус был ее любимцем. С внуком ее связывали более крепкие узы, чем с собственными детьми, и балу в честь совершеннолетия обожаемого Руфуса она придавала огромное значение.

Кроме всего прочего, у нее были веские основания считать, что день рождения внука станет решающим в его жизни. Пока задуманное оставалось в секрете, но уж она постарается, чтобы все прошло без сучка без задоринки. И сделает это с той же тщательностью, с какой только что обходила гостевые комнаты.

Лючия никогда и ничего не пускала на самотек, иначе она не смогла бы быть женой такого человека, как Теодор Картрайт. Как это ни странно, Лючия с радостью приняла подчиненную роль: так было удобнее, так она чувствовала себя защищенной. Лидер в семье должен быть один, и таковым, естественно, являлся Теодор.

С той же дотошностью, с какой Лючия обходила гостевые комнаты, Джина собирала свои чемоданы — те самые, подаренные ей Констанс Кортни, когда она уезжала в Тэлбот.

Кроме сенатора Пауэлла с женой, ей еще не приходилось встречаться с кем-либо из окружения Руфуса. Мать не ошиблась — Джина ужасно нервничала. А как могло быть иначе? Четыре дня лицом к лицу с членами его семьи!

Руфус часто рассказывал ей о своих родных. Джина слушала, не упуская ни слова, и очень скоро поняла, что хоть он и любил своих родителей, но вот в деде и бабушке действительно души не чаял. Именно с деда, а не с отца старался брать пример.

Когда Руфус вернулся из Швейцарии, Джина не решилась покинуть материнский дом. Было решено, что он каждый вечер станет заезжать за девушкой и увозить в нью-йоркский отель, где он остановился. Целых шесть недель они провели в разлуке, и когда снова занялись любовью в его номере, это было поистине прекрасно. Сейчас, аккуратно складывая теннисные принадлежности, Джина вздрогнула: кожу до сих пор покалывало от его нежных прикосновений. Господи, как же он ей нужен! Присев на кровать, она в который раз задумалась над тем, что ждет ее в Картрайт-хаусе. Примут ли ее? Пару дней назад Джина хотела спросить об этом Руфуса, но вовремя сдержалась, поняв, что в подобных делах он предпочитал брать все на себя.

Покончив с чемоданами, она собрала туалетные принадлежности. Лавандовое мыло дала ей мать. Сесилии этот запах напоминал собственную свадьбу на борту «Хартона», когда сестра Биллингтон подарила ей такое мыло. Никогда раньше она не говорила дочери о том давнем периоде своей жизни, а тут вдруг разразилась воспоминаниями:

— Представляешь, вокруг война, а тут такой подарок! Я даже понятия не имела, что существует такая роскошь. Обертку я сохранила. По-моему, она до сих пор лежит где-то среди старых вещей.

— Ты была очень бедной, мама?

— Как церковная мышь. — Сесилия вздохнула. — Но моя мачеха была куда хуже окружавшей меня нищеты и военной разрухи, это уж точно.

— Да, знаю, ее звали Маручча, — пробормотала Джина. — О, мамочка, какое счастье, что у меня есть ты! — воскликнула она в страстном порыве.

— Какой же я была наивной дурочкой! Да нет, просто идиоткой! Решила, что Ал Риццоли — само совершенство. И почему? Только потому, что он говорил по-английски!

Тут лицо Джины омрачилось. Одно упоминание имени отца наполнило ее глухой яростью.

— Я все для тебя сделаю, мама. Когда-нибудь у тебя будет собственная прислуга и мраморная ванна с золотыми ручками. Ты этого заслуживаешь. Ты у меня самая лучшая!

Вспомнив этот разговор, Джина тряхнула головой. Уж у Картрайтов-то наверняка золотые ручки в ванных комнатах…

Она приняла душ и вымыла свои длинные густые волосы. Сердце радостно подпрыгивало в груди. Не пройдет и двух часов, как Руфус усадит ее в свой новый «мустанг» — подарок матери на день рождения — и помчит в Картрайт-хаус!

Глава 36

Едва машина плавно въехала на подъездную дорожку, Джина затихла. Уроки архитектуры не пропали даром: она сразу распознала, что летняя резиденция построена в стиле эпохи короля Георга. Тенистая липовая аллея вела к главному входу, по ней прошуршал шинами сверкающий «мустанг».

Через минуту Джина рука об руку с Руфусом стояла во внушительном холле высотой в три этажа. Искоса бросив взгляд наверх, она увидела вместо потолка стеклянный купол.

Голос дворецкого Алека она помнила с тех пор, как впервые услышала его в телефонной трубке. Теперь Джина поняла, почему ему потребовалось так много времени, чтобы подозвать Руфуса к телефону: дворецкий вышел встретить их так степенно, словно был урожденным лордом.