Зачем бы ещё второму кандидату красть какую-то петку? Только если это поможет уничтожить конкурента. Неужели Грир правда полукровка? Не может быть, они с этой петкой даже не похожи... Но другого объяснения нет.
Грир ответил лишь:
- Молчи и делай то, что должна.
Она взяла кисточку, набрала на неё сурьму и повела по его верхнему веку. В питомнике Ласка целыми днями тренировалась красить глаза, и её всегда хвалили - за ровную линию, за плавность движения. А тут выходило криво.
Из её глаз текли слёзы оттого, что она когда-то с такой приязнью смотрела на Велдона, который вот-вот погубит хозяина. Ей следовало быть осторожнее, нужно было следить за позорной тайной Грира - матерью-петкой!
"Простите, простите меня", - повторяла Ласка лишь мысленно, ведь он приказал ей молчать. Молчать и делать то, что должна.
Ласка решилась сразу же, не размышляя. Не о чем тут было размышлять - либо сможет спасти хозяина, либо жить ей уже будет не для чего. Поэтому она спешила в каверны дома Сильных людей и надеялась лишь, что Грир простит, если всё у неё получится. Страшный, жестокий план, но другого Ласка придумать не успела, поиск припрятанного хозяином железного ящика и так занял слишком много времени. Только бы получилось, только бы найти мать Грира и успеть бросить в неё содержимое сумки, которую Ласка опасливо держала подальше от ног.
- Я принесла вещи госпожи Марлены, - произнесла она много раз отрепетированную фразу.
Слуга дома Смелых людей потянулся к сумке, но Ласка спрятала её за спину и часто-часто замотала головой.
- Это личные вещи госпожи! Дорогие и ценные, она строго приказала, чтобы я своими руками донесла их до её новой каверны и сама же разложила. Если с ними хоть что-то...
- Ладно-ладно, пойдём, - перебил её слуга и жестом велел следовать за собой.
Ласка хотела поспорить, ведь провожатый был ей совсем не нужен, но вовремя закрыла рот: и так пустили её слишком легко, ни к чему вызывать подозрения. Надо только остаться одной в каверне, а там...
Но её не оставили. Слуга застыл в проходе и лениво пялился на Ласку, ожидая, что та разберёт принесённые вещи и провалит. Она медлила. Поставила сумку на кровать Марлены, оглядела каверну. Её удивило, что здесь было слишком холодно и пыльно, набитый волосом матрас пах сыростью и затхлостью, будто покоями давно не пользовались и ещё долго не собирались. Ласке некогда было размышлять об этом.
- Вы оставите меня? - решилась она на прямой вопрос.
- Зачем это? Делай своё дело.
- Это личные вещи и госпожа Марлена...
Ласка запаниковала. Почувствовала, как прилившая к лицу кровь зажгла щёки, как пунцовыми стали шея и плечи. Чтобы не выдать себя с головой, она кинулась развязывать шнуровку на сумке, та не поддалась, и тогда Ласка вдруг поняла, что делать. Она просительно воззрилась на слугу:
- Не поможете? Слишком туго затянула...
Тот хмыкнул, маскируя деланным раздражением удовольствие выказать силу. Подошёл, без труда справился со шнуровкой, а когда он склонился, раскрывая сумку, - Ласка втолкнула его голову внутрь. Он дёрнулся, Ласка удержала. Его встретил открытый железный ящик, полный чистого яда - смертоносного, разлагающего всё, чего коснётся. Ласка ожгла пальцы, отпустила голову слуги и тот, мыча и сипя, кинулся прямо на неё.
Она шарахнулась в сторону. Для неё - маленькой, ловкой - ничего бы не стоило сбежать от полуослепшего, харкающего болью слуги, но руку... Другую, не ту, что она опалила ядом, будто ошпарили. Чужая боль, но такая же острая, как своя - Грир. Ласка застыла, казалось, лишь на миг, но слуга схватил её. Схватил, пачкая лицо, грудь, плечи рвущим на клочки ядом.
Ласке удалось вырваться. Израненной, изуродованной, никчёмной. Ей уже не найти петку, не помочь Гриру... Лучшее, что она могла сделать - сбежать, пока никто не увидел.
Сильнее всего Марлена боялась пожалеть. Нет, не Грира, конечно же, его было жаль не больше, чем поданного к столу вегана, а семью, весь дом Смелых людей. Помимо одного выродка, к нему принадлежали ещё и мать, и прочая родня. Но, проверяя, аккуратно ли сложены в сумки её наряды, и не забыла ли бестолковая служанка любимую шаль, Марлена поняла, что не испытывает и капли жалости. Разве что к матери немного... Но ведь она сама, сама виновата! Даже теперь, когда отец умер и притворяться больше не за чем, она продолжает делать вид, будто ублюдок триумвиратора имеет к ней хоть какое-то отношение. Наверное, даже приди к ней Марлена сейчас, мать опять принялась бы утверждать, что увиденное было лишь дурным сном, что материнское сердце не обманешь и прочую подобную чушь! Значит, пусть завтра разделит позор вместе с любимым сыночком. Вот так.