Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 2. Часть 4

В Вену я прибыл в сопровождении министра иностранных дел Громыко, а президента Кеннеди сопровождал государственный секретарь США Раск[186]. Сначала мы нанесли положенные визиты президенту и премьер-министру Австрии. Наша делегация была очень хорошо размещена. Затем назначили час первой встречи. Сейчас не помню, сколько их состоялось: две или больше. Начались двусторонние беседы. Мы повели обмен мнениями по тем же вопросам, по которым не могли достичь соглашения с Эйзенхауэром: Германия, Западный Берлин, разоружение, взаимовыгодные экономические связи, торговля - вот затронутые нами вопросы, которые должны были нормализовать отношения между странами при благополучном их решении. Самым острым вопросом оставалась судьба Германии, хотя разоружение не менее важно. Оно всегда будет вопросом вопросов, но решить дело разоружения без договоренности о Германии невозможно. Западный Берлин - тоже загвоздка, как опухоль на здоровом теле. Чтобы оздоровить тело, надо удалить опухоль. Поэтому мы и нажимали на решение в первую очередь вопроса о Берлине.

Не решив судьбу Берлина, нельзя решить судьбу Германии и вопрос о мирном договоре. Это все взаимосвязано. Пошел обмен мнениями. Кеннеди занимал те же позиции, что и Эйзенхауэр. Политика, которую проводил представитель республиканской партии Эйзенхауэр, и политика Кеннеди, представлявшего демократическую партию, одна и та же. Лишь персонально она несколько изменилась. Видоизменился и способ ее проведения. Но суть, на которой она основывалась, та же: в первую очередь соблюдаются интересы крупного капитала, сохраняются и агрессивные устремления США. В этом - главное: непризнание ими никого; делаю то, что моя, дяди Сэма, левая нога захочет. Каковы наши контраргументы? Конечно, те же, что мы приводили во время переговоров с Эйзенхауэром. Но время работало в нашу пользу. С каждым годом росла наша экономическая мощь, усиливалось наше вооружение. Мы все больше и больше продвигались в освоении космоса, наращивали и совершенствовали ракетно-ядерное оружие. Его ассортимент стал более широким, от тактических до стратегических ракет. Это придавало нам другой вес и звучность голоса, хотя мы и сдерживали себя. Наш партнер не должен был заметить, что мы тоже начинаем говорить с ним с позиции силы.

Мы не хотели скатиться на позицию Даллеса, против которой раньше боролись. Пока США общались с нами на почве нажима, они сами уже ослабли, а мы росли, как богатырское дитя в сказке: не по дням, а по часам. Мы упирали, главным образом, на решение германского вопроса. Что же нового выдвинул тут Кеннеди? Да ничего нового, только собеседник более эластично подбирался к сути дела. Кеннеди признавал формулу мирного сосуществования, и это меняло обстановку. Во время разговора с Эйзенхауэром о погашении нашей задолженности по ленд-лизу присутствовавший там заместитель госсекретаря США Диллон на мой вопрос о мирном сосуществовании спросил: "А что это значит?". Таких глупых вопросов Кеннеди, конечно, не задавал. Наоборот, он сам признавал, что надо обеспечить мирное сосуществование, и заявлял это в своих публичных выступлениях. Это было шагом вперед, появилась основа для толкового разговора: раз мирное сосуществование, значит, надо решать все то, что обеспечивает его. И одна из реальностей признание двух Германий: Германской Демократической Республики и Федеративной Республики Германии. Без признания двух существующих государств Германии и при особом статусе Западного Берлина не могло быть и речи о том, что наши отношения нормализуются, а значит, будет расчищен путь к мирному сосуществованию и к нормализации контактов по всем направлениям.

Кеннеди это все понимал, но внутренне не был готов к переменам, как не было к ним готово общественное мнение США, и не соглашался с нашими доводами. Грубо говоря, на ноге Соединенных Штатов в Европе имелась болезненная мозоль, на которую мы всегда могли наступить в зависимости от своих потребностей и оказать нажим: связь западных держав, наших бывших союзников, через территорию ГДР с Западным Берлином. Этой больной мозолью Сталин пользовался не раз. Объявив блокаду Западного Берлина[187], он потерпел, однако, крушение и вынужден был снять ее. В дополнение к Потсдамскому соглашению, с западными державами был подписан дополнительный договор, который ухудшал наше положение в Западном Берлине[188]. После смерти Сталина мы стояли на тех же позициях. ГДР стала нашим союзником, поэтому мы делали все именно в ее интересах. Да ведь наши интересы вообще совпадали. У нас были единый подход к делу и единая заинтересованность, как и у других социалистических стран, особенно тех, кто входил в Варшавский пакт. Но Кеннеди в вопросе о Западном Берлине не соглашался с нами.