Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 3. Часть 3

Я уже рассказывал, как он за обедом буквально ни одного блюда не мог откушать, если при нем кто-либо из присутствующих его не попробовал. У нас имелись излюбленные блюда, и повара хорошо их готовили. Харчо было очень вкусное. Его брали все подряд, и тут уж Сталин не сомневался. А что касается закусок, которые стояли на столе, то он выжидал, когда кто-то попробует. Выждет какое-то время и тогда сам тоже берет. Человек уже довел себя до крайности и людям, которые его обслуживали годами и были, безусловно, преданы ему, не доверял. Никому не доверял! Под Новый год особенно все шло, как заведенная машина. Если же он нас вообще не вызывает день-два, то мы считали, что со Сталиным что-то случилось. Видимо, он заболел. Он страдал от одиночества, тяготился оставаться без людей, ему нужны были люди. Когда он просыпался, то сейчас же вызывал нас по телефону, или приглашал в кино, или заводил какой-то разговор, который можно было решить в две минуты, а он его искусственно растягивал. Когда он нас приглашал к себе, то не всегда случалось пустое времяпрепровождение. Другой раз решались важные государственные и партийные вопросы. Но на это уходил небольшой процент времени, а потом требовалось как-то занять Сталина, чтобы он не страдал, не тяготился одиночеством, не боялся его. Берия же все резче и резче проявлял в узком кругу лиц неуважение к Сталину. Более откровенные разговоры он вел с Маленковым, но случалось, и в моем присутствии.

Иной раз он выражался очень оскорбительно в адрес Сталина. Признаюсь, меня это настораживало. Такие выпады против Сталина со стороны Берии я рассматривал как провокацию, как желание втянуть меня в эти антисталинские разговоры с тем, чтобы потом выдать меня Сталину как антисоветского человека и "врага народа". Я уже видел раньше вероломство Берии и поэтому слушал, ушей не затыкал, но никогда не ввязывался в такие разговоры и никогда не поддерживал их. Несмотря на это, Берия продолжал в том же духе. Он был более чем уверен, что ему ничто не угрожает. Он, конечно, понимал, что я неспособен сыграть роль доносчика. К тому же я знал, что Сталин и Берия значительно ближе, чем Сталин и Хрущев. Милые бранятся - только тешатся. Два кавказца между собой легче договорятся. И я думал, что тут провокация, желание втянуть меня в разговоры, чтобы потом выдать и уничтожить. Это провокационный метод поведения. А Берия был на это мастер, он был вообще способен на все гнусное. Булганин тоже слышал такие разговоры, и думаю, что Булганин тоже правильно понимал их. Не знаю, насколько Берия позволял себе такие выражения в присутствии Молотова и Ворошилова. В присутствии Кагановича он, безусловно, этого не делал, потому что он Кагановича ненавидел и опасался, что тот все передаст Сталину. Каганович и сам обладал гнусным характером, но другим, подхалимским.

Мы порою одергивали Кагановича, когда он нападал на Ворошилова или Молотова, когда почувствовал, что они потеряли доверие у Сталина и можно лягать лежачих. Это безопасно. А раз безопасно, значит можно. Другой морали у него не было. Он уважал только того, от кого зависел и кто мог нанести ему удар. Я подошел вплотную к последним дням жизни Сталина. Наверное, начну рассказ с того последнего дня, когда мы были у еще живого Сталина. Мы потом разъехались и больше с ним здоровым не встретились. А приехали, когда были вызваны известием, что он заболел, и провели с ним последние часы его болезни. Мы у него проводили время в последний субботний вечер, и он был в хорошем настроении, казался нам здоровым, и внешне ничто не вызывало какой-либо тревоги относительно такого конца, который наступил уже к утру. А сейчас скажу сразу, что как-то в последние недели жизни Сталина мы с Берией проходили мимо двери его столовой, и он показал мне на стол, заваленный горою нераспечатанных красных пакетов. Видно было, что к ним давно никто не притрагивался. "Вот тут, наверное, и твои лежат", сказал Берия. Уже после смерти Сталина я поинтересовался, как поступали с такими бумагами. Начальник охраны Власик ответил: "У нас был специальный человек, который потом вскрывал их, а то так оставлять неудобно, а мы отсылали содержимое обратно тем, кто присылал".

СМЕРТЬ СТАЛИНА