Время лохов [СИ]

Меня нисколько не грызла совесть, что я поступаю с Володькой нечестно. Да, я завысил цену на товар, но верну ему навар как условились. Я считал, что Володька сам виноват. Именно он в последнюю минуту изменил наши первоначальные договоренности. Я не мог ему отказать, находясь в Иванове в безвыходном положении (по сути, без копейки денег в кармане). И как правильно гласит народная мудрость: жадность фраера погубит. Лепетову захотелось больше, он это больше и получит, но я в дальнейшем никогда с ним в долю не войду. По моему мнению, честность всегда была залогом настоящего партнерства в деле. Если ты нечестен с партнером, то и партнер не обязан быть с тобой таковым. Володька не задумывался над этим?

Выйдя из рынка, я неожиданно увидел впереди знакомое бледно-сиреневое пальтецо. В таком обычно ходила на работу Ирина, да и, судя по фигуре, это должна быть она, согнувшись под тяжестью двух сумок, еле-еле брела домой.

Я шел за ней неторопливо — не хотел обгонять, не хотел встречаться с ней: сопли, нюни, воспоминания о нелучшем — застойном — отрезке моей жизни. Думал, дойду до ближайшего поворота, а там нырну в подворотню, в свой район и — знать меня не знали! Но Ирина свернула раньше во двор школы, в калитку. Я выдохнул и пошел расслабленно, продолжая наблюдать за Ириной сквозь сетчатый забор. Та подошла к углу школы, поставила сумки, стала из них что-то выуживать, а когда выудила, кого-то позвала. На ее зов прибежало три кошки, Ирина бросила им еды (что там могло быть: хлеб, колбаса?), постояла еще немного, наблюдая, как они едят, а может, охраняя их обед от нежелательных конкурентов или обидчиков: птиц, собак, детей. Мать Тереза! Жалеет всякую тварь, не пропускает ни одного страждущего… И тут меня словно с головы до ног пронизало током. Мой внутренний бес оскалился, улыбкой коварной, кривой: да ведь это именно та Ирина, жалеющая всех, прощающая всем; тихая, кроткая, молчаливая, когда говорили другие, понаглее, почернее, напористее; та Ирина, которую я когда-то подумывал затащить в постель. В свое время я пресытился феминистками и авангардистками, уверенными в себе и пробивными, почему бы не вкусить, наконец, серую мышку, неприметную, зашоренную, задвинутую в самый дальний угол жизненного пространства? Чем черт не шутит, авось выгорит? И может быть, соблазнив Ирину, я таким образом навсегда распрощаюсь со своим прошлым и передо мной откроется новая, яркая жизнь?

Я шагнул во двор школы и крикнул, не дойдя нескольких метров:

— Ирина, привет!

Ирина обернулась, прищурилась и, узнав меня, улыбнулась. Ямочки на щеках — до чего ей идут!

— Привет.

— Не знал, что ты кормишь всех котов в округе, хотел бы и я быть на их месте, — с усмешкой сказал я, чем опять вызвал у девушки улыбку.

— Тебя тоже покормить?

— Только из твоих рук.

— Ладно, как-нибудь покормлю.

Я снова переключился на кошек, особенно на серую с небольшим черным пятнышком на левом ушке. Да, да, заметил, обратил внимание. Да что ты говоришь? Видела, как ее гоняют мальчишки? Вот негодники! Какая ты смелая! И добрая! Но зря не бережешь себя.

— Куда ты так нагрузилась? — спросил я, удивляясь, как Ирина собралась нести такую тяжесть через весь город, ведь она жила почти на другом краю. — Может, тебе помочь?

— Нет, спасибо, — как-то неуверенно ответила она. — Я уже привыкла. Да и у тебя самого огромная сумка.

— Ха, сумка! Сейчас мигом брошу ее и провожу тебя. Вон мой дом, — показал я на свою девятиэтажку. — Погоди немного, передохни.

Я сломя голову понесся домой, ракетой взметнулся на свой этаж, кинул сумку в прихожку и обратно. Но Ирина не стала дожидаться меня, когда кошки все подъели, побрела дальше, однако ушла недалеко — чем она там затарилась? Продуктов набрала, наверное, на целую неделю.

— Что ж ты меня не дождалась? — нагнал я ее и ухватился за одну из сумок. Сумки и вправду оказались, словно набитые кирпичами.

— Я думала, ты пошутил, — негромко сказала Ирина, подняв на меня чистые глаза.

— Мы столько лет друг друга знаем, — сказал я с упреком. — Разве я когда подшучивал над тобой?

— Нет, — сказала Ирина.

— Вот видишь. — Я отобрал у нее и вторую сумку. — Пошли.

— Неудобно как-то.

— Чего неудобного-то?

— Увидят.

— И что?

— Подумают, кто такой, чего…

— Да ладно тебе, идем, не надрывать же из-за этого руки!

— Мне не привыкать, — чуть слышно произнесла Ирина, потом сказала погромче: — А ты ничем не занят? Может, я отвлекаю тебя?

— Свободен, как сокол: жена от меня ушла, работой не загружен — вольная птица!

— Серьезно?

— Куда серьезнее! В тот же день, как я рассчитался, она и ушла. Видать, не устроил ее тунеядец.

Ирина внезапно остановилась, посмотрела на меня сочувственно:

— Очень жаль.

— А мне нисколько, — сказал я, не снижая настроения. — Значит, так было угодно судьбе.

— Очень жаль, — Ирина снова понурилась.

— Да оставь, идем уже, что ты замерла, все нормально, — я поманил Ирину за собой. — Как вы там? Что нового на заводе, в цехе?