Время лохов [СИ]

Еще не отойдя от завораживающих видений, я с трудом разлепил глаза и увидел перед собой взбудораженную, в слезах Эллу. Она часто теребила меня за плечи и безостановочно бормотала: «Дима, Дим!»

— Чего тебе? — спросонья я никак не мог понять, чего от меня хотят.

В дверях спальни кто-то что-то кричал (кажется, Дрыщ), рвался войти, его сдерживали. Элла чуть не вжалась в меня.

— Иди сюда, сука, выйди, я сказал! — ревел Дрыщ. Ерема и Баскаков оттягивали его от двери.

— Что опять? — приподнялся я на кровати.

— Дима, Дим! — продолжала рыдать Элла.

— Что? — я поднялся, вышел в прихожую. Дрыща утянули в другую комнату, но и там он продолжал разоряться. Я стал на пороге комнаты, в которой гульбанил народ, Элла спряталась у меня за спиной.

Дрыщ хрипел:

— Пусть вернет бабки, сука! Дать не дала, а бабки заныкала!

Элла стала из-за моего плеча выкрикивать:

— Ничего я не брала! Мне твои бабки на фиг не нужны!

Я, полусонный, ничего не мог понять: какие бабки, кто чего не поделил?

— Вы чё, сами не можете разобраться? Нафиг меня разбудили? — пробормотал я сквозь сон, развернулся и на автопилоте побрел в туалет. Элла стала препираться с Дрыщем. Присутствующим этот цирк был в радость.

Я, не открывая глаз, с блаженством облегчился. Спуская воду, заметил на полу сотку баксов. Выпала у кого-то? Его проблемы. Бросать клич по этому поводу я не собирался. Но куда запихнуть сотку — я ведь стою в одних трусах? Засунул за зеркало, вышел из туалета.

— Да что ты говоришь, цаца: не в ту степь стал рулить, что ты из себя девочку строишь! — доносилось в прихожую из комнаты. — Куда бабки тебе сунул? На лоб прицепил! — чуть ли не визжал Дрыщ.

А, вот в чем дело, — наконец-то дошло до меня. «Не в ту степь стал рулить». Эллочка заигралась с Дрыщом? Не знала, что у того мозги набекрень? Я-то знаю, на что падок Дрыщ, он и к нам на Удальцова, когда Баскак с Ритой были в гостях, привозил с Хомой бабочку с панели.

«Я как увидел эту попку, мне сразу крышу снесло», — чуть не захлебывался тогда слюной Дрыщ, уговаривая меня пустить их во вторую комнату. «Хочешь, присоединяйся к нам», — хлюпал он, не спуская глаз с миниатюрного зада проститутки. «Нет уж, увольте», — отнекался я тогда. Значит, Эллочка доигралась.

Я прошел в спальню, завалился обратно в постель и, казалось, провалился в сон, но меня опять затеребили: «Дима!»

Я открыл глаза, Эллочка снова испуганно жалась ко мне, а сзади на нее наседал разгневанный Дрыщ.

— Да иди ты! — отпихнул я его рукой.

Дрыща тут же подхватили под руки Баскаков с Хомой и утащили в соседнюю комнату.

— Дима, Дим, — юркнув под одеяло, стала ластиться ко мне Эллочка.

Эллочка, недоступная Эллочка, не ставящая меня на заводе ни во что, превращающая мужиков в кобелей, сучка-Эллочка теперь льнет ко мне и просит защиты. Но так ли она мне нужна теперь?

Я раздраженно гаркнул на нее: «Да спи уже!», отвернулся к стенке и опять погрузился в сон.

36

Утром я проснулся часов в восемь, Эллы возле меня не было (уехала ночью?), на полу вповалку, тихо посапывая, дрыхли без задних ног Хома, Ирма, Пряха и Мороз. Баскак с женой и остальными спали, очевидно, в соседней комнате. Но я не намеревался ждать, пока все проснутся, Елена наверняка не спала (мне и добираться до нее часа полтора), я мог бы съездить к ней и рассчитаться. Потом у меня будет еще полтора дня до отъезда, и если бы не проблема с паспортом, я, скорее всего, рванул куда-нибудь отдохнуть, хоть в Пушкинский музей, хоть в Третьяковку. Но без паспорта — увы! Первая остановка — а, без докýмента, — ходи сюда! И билет погорит, и намаешься. Как говорится, потерпи, казак, будет и тебе волюшка. Ну, а уж сейчас ехать просто необходимо, авось, по дороге никто не придерется. А потом у меня на руках билет, что я завтра уезжаю, может, он меня отмажет в случае чего?

Я выпил кофе, оделся. Никто даже не пошевельнулся, видно, хорошо погульбанили ночью.

В метро попал в пересменку: у контрольной стойки и на посадочных платформах ментов не было. Но тут уж, как повезет.

Выйдя на Печатниках, я пошел не по Шоссейной, как ходил обычно, а дворами, но уже на подходе к стадиону школы в ноздри въелся острый запах гари. Впереди над девятиэтажками в небо поднимался столб рассеянного белесого дыма. Где-то пожар? Не в двадцать третьем ли доме, где снимали квартиру Елена и Гера?

У школы толпились люди, как в штатском, так и в форме, пройти мимо них оказалось невозможным: проходы были оцеплены милицией. Что за черт? Я приблизился и уже издалека увидел обрушившуюся середку девятнадцатого дома, зияющие пустые глазницы выбитых окон, копошащихся на руинах спасателей в касках, передвижные краны, пожарные машины.

— Что случилось? Газ? — спросил у стоявших неподалеку людей.

— Теракт, — ответили мне.

Я поражен. Неужели такое могло произойти и у нас? Где-то там, на Кавказе — да, но у нас? В Москве, где на каждом углу милиция, где война идет только в фильмах.

Война всегда воспринималась нами, как мираж, как отголосок давнего прошлого, но оказывается, она может прийти и сюда, в наш дом, в наш подъезд, когда ты спишь или бодрствуешь, когда безмятежен…