Время магов. Великое десятилетие философии. 1919-1929

Теперь к вопросу Кассирера об общепринятых вечных истинах. Если я скажу: истина относительна к присутствию, то ‹…› это утверждение будет ‹…› метафизическим: истина вообще может существовать как истина и как истина имеет смысл, только если присутствие экзистирует. Если присутствие не экзистирует, нет и истины, нет вообще ничего. Но лишь с экзистенцией чего-то такого, как присутствие, истина приходит в него само.

Хайдеггер подчеркивает: не только истина отдельных высказываний относительна к тому, чтó может думать определенный человек, но само понятие, сама идея истины по сути своей соотносится с конечностью здесь-бытия, присутствия, более того, лишь в ней находит она свой подлинный исток. Для Бога нет вопроса об истине, так же как для слонов или собак. Вопрос об истине встает вообще только для присутствия. Метафизика, основанная на Dasein!

С этим поспорить трудно. Но как обстоит дело с предполагаемой вечностью познанного? Хайдеггер копает дальше:

Я ставлю контрвопрос: ‹…› откуда нам известно об этой вечности? ‹…› Разве не возможна эта вечность только лишь на основе внутренней трансценденции самого времени?

Внутренняя трансценденция самого времени? Что Хайдеггер имеет в виду? Всё просто: будучи текучим, время перманентно указывает за пределы самого себя, в этом-то и состоит его подлинное существо для Dasein:

В сущности времени [заложена] внутренняя трансценденция, а именно: время есть не только то, чтó делает ее возможной, но и оно само имеет вид горизонтали, то есть я в своем будущем действии, или же в действии воспоминания, всегда обозреваю одновременно горизонт настоящего, будущего и прошедшего, здесь имеется ‹…› временнáя определенность, внутри которой изначально конституируется нечто вроде постоянства субстанции.

По сути, не слишком сложно: время для Хайдеггера есть не внешняя вещь или нечто в себе содержащий сосуд, а процесс в основе всякого опыта. Однако лишь потому, что этот процесс, так сказать, самой своей сутью отрицает как раз ту динамику, которая, собственно, его составляет, то бишь его постоянное бытие в потоке, присутствие (Dasein) вообще приходит к мысли, что имеется некое длительное, даже вечное постоянство. Вечные субстанции, стало быть, суть метафизическая кажимость, иллюзия, рожденная из духа Dasein! На самом деле реален только сам процесс. А он не является вещью, тем более вечной, «он дан», «он имеется». И сам тоже «дает». В конечном счете – дает всё, что в его ходе существует – становится и проходит. Бытие и время.

Бергсон и Пруст, кстати, видят это сходным образом. И Беньямин. И Гуссерль. И Уильям Джеймс. И его брат Генри. И Альфред Норт Уайтхед. И Вирджиния Вулф. И Джеймс Джойс. И Сальвадор Дали. И Чарли Чаплин… Эта идея определяет дух эпохи 1920-х годов. Она сама – дитя этого времени! (А как же иначе?) Только вот необходимо со всей радикальностью сделать отсюда правильные метафизические выводы. Теперь Хайдеггер в своей стихии. Больше ни слова о Канте. Для него, Хайдеггера, самое главное вот что: