Время мертвых

Я чуть не выругался. Ведь так элементарно! Где же ваши съемочные аксессуары, господа? Женщина кивнула Лепьену. Тот понял намек, взбежал на лестницу, растворился в зале, где находились напольные часы марки «Янтарь». Мари качнула стволом — давайте. Пленники гуськом стали подниматься по лестнице. Шансов у них не было. Впереди ствол, за спиной ствол. А наверху еще один оглушенный охранник. Видимо, людей застали врасплох, били отчаянно…

Вся компания растворилась в зале второго этажа. Оглянулась журналистка, пристально глянула сверху вниз и пропала…

Я вышел из оцепенения, выбрался из-за «приказчика, оформляющего на ундервуде договор на оказание ритуальных услуг», по инерции пошел гусиным шагом. Но нет, я еще не был готов ходить на четвереньках!

Я встал, на цыпочках припустил к лестнице, сжимая пистолет с передернутым затвором. Пусть резина в обойме, плевать, она тоже может вывести из строя! В зале было подозрительно тихо. Я взошел наверх, прижался спиной к стене, стал перемещаться короткими шажками.

Приблизился дверной проем. Как же тупо, черт возьми! Я вторгся в выставочный зал, как прирожденный военный — абсолютно не включая голову! Решил, что прокатит — в армии же прокатывало! И только уловил движение краем глаза — кто-то метнулся, прекрасно зная, что я не задержусь, ударил по руке! Запястье обожгло. Второй удар — в челюсть! Мелькнули смеющиеся глаза французского оператора, у меня заплелись ноги, и я покатился на середину зала под плач Варвары…

Притворяться, видимо, не стоило. Боль сжимала голову, горело запястье, но я поднялся. На меня смотрели две черные, бездонные дырочки. Мы пятились к экспонатам, сбивались в кучу. Лариса умирала от страха, но держалась. Что-то шептал Михаил, видимо, молился. Сергей Борисович держал осанку, но и он был потрясен. Я как-то машинально прикрыл собой дрожащую Варвару — она не возражала.

— Мари, ваша съемочная группа так внезапно трансформировалась… — Я пытался сохранить саркастический тон, но голос дрожал. — Может, объясните, что это значит?

— Да ладно, Никита Андреевич. — Мари поморщилась. — Вы же не тупой и все понимаете. Кстати, не надо переоценивать свои шансы, расслабьтесь. Вы не успеете броситься. Это не газовые пистолеты. И не те, что стреляют резиновыми шариками. Или вас плохо предупредили?

— Да уж, хорошо так предупредили, чувственно… — Я растирал саднящее запястье.

Мари криво усмехнулась, быстро переглянулась с сообщником. Лепьен и в этой ситуации не отличался говорливостью. Он медленно вышел из зала, видимо, осмотрелся, потом вернулся, плотно прикрыл дверь.

— Будем надеяться, что к нам никто не зайдет, — хищно улыбнулась «журналистка».

— Эх, Мари… — сокрушенно вздохнул Сергей Борисович. — Как же так? Вы же демонстрировали почти профессиональную журналистскую подготовку.

— Почти, Сергей Борисович? — удивленно взметнулись брови. — Вы явно занижаете наши способности. Мы с Антуаном самые настоящие журналисты. — Она оскалилась, обнажив шеренгу белых зубов. — В свободное, разумеется, от основной работы время… Продолжаем нашу встречу в узком формате? Предлагаю не усугублять, господа. Вы нашли тот самый предмет? Мы уверены, что да. Поставьте нас в известность, если вам нетрудно. И все останутся живы. И не пострадает музей, который мы в противном случае подожжем. Для вас ничего не изменится, уверяю вас. Какая вам польза от этого предмета? Жили без него и дальше проживете. Я внятно излагаю?

В глазах Якушина помимо прочих чувств появилось недоумение. И я прекрасно его понимал. Почему не почувствовали угрозу? Почему ОН САМ не почувствовал? Почему Варвару, опытного знатока человеческих душ, тоже обвели вокруг пальца? Она испытывала к этой публике только неприязнь, не больше. Очевидно, ответ лежал на поверхности. Эти люди сами были неплохими парапсихологами, выстроили непроницаемую защиту.

— У вас минута, — заявила Мари. — Потом мы стреляем. Допустим, в нее. — Она прицелилась в Ларису, у которой тут же повлажнели глаза, и она застыла, как парализованный инвалид.

Я обернулся, чтобы посмотреть в глаза Варваре. Они красноречиво говорили: ну, все, наша жизнь уже никогда не будет прежней.

— Подождите, — сказал Сергей Борисович, — разумеется, мы скажем, вы ведь ставите нас в очень сложное положение.

Он был абсолютно прав, не стоит эта тайна человеческих жизней. Но где гарантия, что, узнав правду, нас все равно не перестреляют? По крайней мере, тех, кто знает…

— Так говорите, — улыбнулась Мари. — Я должна сосчитать до трех? Ну, хорошо: один…