Время мира

В такой исторической перспективе, которую во времена Шарля Сеньобоса¹⁴³ определили бы как историю «откровенную», самым крупным событием, событием долгосрочным, с громадными последствиями, фактически решающим переломом, было то, что с середины XIX в., посреди самого движения промышленной революции, тот длительный подъем, какой тогда закрепился, не повлек за собой никакого глубокого ухудшения общего благосостояния, но вызвал рост дохода на душу населения. Может быть, высказать суждение об этой проблеме тоже нелегко. Но подумайте о том, что огромный и резкий подъем производительности труда, обязанный своим происхождением машине, разом чрезмерно повысил потолок возможностей. Именно внутри этого нового мира на протяжении более столетия беспрецедентный рост населения мира сопровождался увеличением дохода на душу населения. По всей видимости, социальный подъем изменился в своих характеристиках. Но что же получится из попятного движения, настойчиво начинающегося с семидесятых годов нашего столетия?

В прошлом благосостояние простого народа, сопровождавшее вековые спады, всегда оплачивалось огромными предварительными жертвами — самое малое миллионами умерших в 1350 г.; серьезным демографическим застоем в XVII в. Именно это уменьшение численности людей и ослабление экономического напряжения стали основой явного улучшения для выживших, для тех, кого пощадили мор или спад. Современный кризис предстает перед нами не с такими симптомами: продолжается значительный демографический подъем в мировом масштабе, темпы производства замедляются, укореняется безработица — и тем не менее попутный ветер дует в паруса инфляции. А тогда откуда бы могло наступить облегчение для масс? Никто не пожалеет о том, что лекарство (в лошадиных дозах) былых времен — голодовки и эпидемии — было устранено прогрессом земледелия и медицины; плюс к этому наблюдается определенная солидарность, перераспределяющая продовольственные ресурсы мира за неимением иного. Но, невзирая на эту видимость и на тенденцию современного мира непоколебимо верить в постоянный рост, спросите себя, не ставится ли нынешняя проблема, с необходимыми поправками, в прежних выражениях? Не достиг ли (или не превзошел ли) человеческий прогресс уровня возможного, щедро увеличенного в прошлом веке промышленной революцией? Может ли число людей возрастать без катастрофических результатов, по крайней мере временно, пока какая-то новая революция, например энергетическая, не изменит условия задачи?

Глава 2 СТАРИННЫЕ ЭКОНОМИКИ С ДОМИНИРУЮЩИМ ГОРОДСКИМ ЦЕНТРОМ В ЕВРОПЕ: ДО И ПОСЛЕ ВЕНЕЦИИ

Европейский мир-экономика долго будет ограничиваться узким пространством города-государства, почти или совершенно свободного в своих действиях, ограниченного целиком или почти целиком только своими силами. Чтобы уравновесить свои слабости, он зачастую будет использовать те распри, что противопоставляли друг другу разные территории и человеческие группы; будет натравливать одних на других; будет опираться на десятки городов или государств, или экономик, которые его обслуживали. Ибо обслуживать его было для них либо вопросом заинтересованности, либо обязанностью.

Невозможно не задаться вопросом, как могли быть навязаны и сохраняться такие сферы доминированиия с их огромным радиусом, строившиеся на основе столь незначительных по размеру центров. Тем более что их власть непрестанно оспаривалась изнутри, за нею внимательно следило жестко управляемое, часто «пролетаризированное» население. Все происходило к выгоде нескольких всем известных семейств, служивших естественной мишенью для разного рода недовольства и удерживавших всю полноту власти (но в один прекрасный день они могли ее и утратить). К тому же эти семейства раздирали взаимные распри¹.

Верно, что охватывавший эти города мир-экономика сам по себе был еще непрочной сетью. И не менее верно, что если сеть эта рвалась, то прореха могла быть заделана без особых трудностей. То было вопросом бдительности и сознательно примененной силы. Но разве иначе будет действовать позднее Англия Пальмерстона или Дизраэли? Чтобы удерживать такие слишком обширные пространства, достаточно было обладать опорными пунктами (такими, как Кандия [Крит], захваченная Венецией в 1204 г., Корфу — в 1383 г., Кипр — в 1489 г. или же Гибралтар, неожиданно взятый англичанами в 1704 г., Мальта, занятая ими же в 1800 г.); довольно было установить удобные монополии, которые поддерживали так, как мы ухаживаем за нашими машинами. И монополии эти довольно часто функционировали сами собой, за счет достигнутого ускорения, хотя они, конечно же, оспаривались городами-соперниками, которые бывали в состоянии при случае создать немалые трудности.