Время моей Жизни

— Мы собрались, чтобы обсудить факты, обнаружившиеся во вторник, а именно тот факт, что вы не знаете испанский.

— Я знаю испанский. Но я была в шоке. На меня нацелили пистолет, и я совершенно перестала соображать.

Эдна с облегчением вздохнула и наконец смягчилась.

— Люси, я ровно так и думала. Господи, да я сама с трудом могла вспомнить, как меня зовут! Мне просто нужно было убедиться, понимаете, я же должна официально во всем…

— Извините, позвольте, я вас перебью? — встрял он.

Я вытаращилась на него.

— Я не думаю, что он может вмешиваться. Эдна, разве он имеет право? Он находится здесь как наблюдатель и не должен участвовать в каких-либо…

— Да-да, я имею полное право, — заверил он меня. — И я хотел бы сказать, что Люси не знает испанский.

У меня отвисла челюсть. Эдна так широко раскрыла глаза, что приобрела окончательное сходство с рыбой.

— Простите, вы сказали «знает» или «не знает»?

— Подтверждаю, я сказал «не знает». — Он произнес это громко и внятно. — Люси не-зна-ет испанского. Она, — он указал на меня, чтобы кто-нибудь по ошибке не подумал, будто речь идет об искусственной белой розе, — не в состоянии говорить по-испански. Я вижу, вы рискуете снова впасть в заблуждение на этот счет, и решил вмешаться, чтобы внести ясность.

И он посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Ну что, ловко я справился»?

Я утратила дар речи. Моя жизнь нанесла мне предательский удар в спину. На мгновение Эдна тоже утратила дар речи, но очень быстро обрела его вновь. Разговаривала она при этом с ним, а не со мной.

— Космо, я полагаю, вы сознаете, что дело очень серьезное.

У меня на лбу выступили капельки пота.

— Безусловно, — согласился он.

— Люси работает у нас в должности ведущего переводчика инструкций к бытовой технике вот уже два с половиной года, и все это время ее незнание языка подвергало угрозе жизнь покупателей, а компанию — риску уголовной ответственности. Господи, да кто же делал эти переводы? Они хотя бы грамотные? Со словарем?

— Их делал носитель языка, блестяще владеющий испанским, и ее переводы безупречны, — быстро вставила я.

— Ну, этого ты на самом деле знать не можешь, — сказал Жизнь. Еще один удар мне в спину.

— Ни одной жалобы не поступило, — возразила я.

— Да, это так, — признала Эдна, и он тоже согласился. — И кто же эта женщина, которая за вас переводила? — потрясенно спросила Эдна.

— Она очень уважаемый человек, блестяще владеет…

— Ты уже это говорила, — перебил Жизнь.

— …испанским, занимается бизнесом, — тем не менее продолжила я. — Это скорее субподряд, нежели мошенничество — пусть никто не произнес это слово, но, похоже, именно в этом меня и обвиняют. — Я обрела некоторую уверенность в себе. — Послушай, ты в курсе, остальные языки я знаю в совершенстве, это чистая правда, скажи ей.

Я выжидающе смотрела на него, но он развел руками:

— Не думаю, что такова моя роль здесь.

Вот гад.

— Прошу вас, если это возможно, дайте мне шанс сохранить работу. Квентин мог бы взять на себя испанские переводы, все осталось бы между нами, но на абсолютно законных основаниях, и беспокоиться не о чем. Я очень извиняюсь, что не сказала всю правду…

— Что солгала, — уточнил Жизнь.

— …не сказала всю правду.

— Солгала, — повторил он. — Ты лгала.

— Слушайте, да кто ж не привирает в своем резюме? — не выдержав, фыркнула я. — Все так делают. Спросите любого, и он признается, что когда-нибудь да приукрасил правду. Держу пари, вы тоже. — Я поглядела на Эдну. — Вы говорите, что работали в «Глобал Максимум» четыре года, но всем известно, что только два, причем половину срока — помощником управляющего, а вовсе не топ-менеджером.

Эдна изумленно воззрилась на меня, а я, поняв, что натворила, — на нее.

— Но это же не значит, что вы солгали, нет, вы просто немного приукрасили факты, и это никак не связано с тем, что вы можете, или я могу…

— Что ж, полагаю, мы услышали вполне достаточно. — Эдна устало помассировала виски. — Я собираюсь сообщить об этом вышестоящему начальству.

— Нет, прошу вас, не делайте этого. — Я схватила ее за руку. — Пожалуйста, не надо. Поймите, волноваться не из-за чего. Вы же знаете, что юристы не пропустили бы ни одной инструкции, если бы она не была точна на сто процентов. Каждое слово проверяется на всех уровнях, и я не последняя инстанция. Так что вам ровным счетом ничего не угрожает, а если бы что-то и било не так, то вы ни при чем, ведь вы ничего не знали. Никто не знал.

— Квентин знал? — спросила она.

— Почему вы спрашиваете? — нахмурилась я.

— Просто скажите мне правду, Люси. Квентин знал, не так ли?

— Никто не знал. Никто.

— Но он узнал во вторник, когда Стив велел вам переводить, а вы не смогли.

— Я думаю, тогда узнали все, ведь было понятно, что я не могу сказать ни слова.

— Боюсь, вы опять лжете, — заявила она.

— Нет. Правда нет. Я не до конца уверена, возможно, Квентин догадался чуть раньше, когда я…

Она покачала головой:

— Господи, Люси, сколько можно вытягивать из вас правду? В общем, я…

— Нет, нет, дайте мне объяснить, — перебила я. — Он догадался всего на пару минут раньше, когда я переводила Агусто Фернандеса.