Время — московское!

Эти ремни конструкцией катамарана не предусматривались. Однако манихеи, хоть и были людьми духовными, возвышенными и чертовски выносливыми, все же нашли время для того, чтобы катамаран ими оснастить.

Это наводило на мысли об экстремальных перегрузках. Но все мы надеялись на пилотские навыки Перемолота…

— Главное, ребята, не забыть, что Вохур говорил насчет острова, — заметил я, когда фонарь катамарана (чуть не написал — «саркофага») наглухо вошел в гермопаз и мы захлопнули забрала своих шлемов.

— Он много чего говорил… Напомни-ка, — проворчал старший лейтенант Перемолот с переднего сиденья.

— Ну… насчет поверхности. Когда вынырнем — сразу забирать круто на северо-восток, к ближайшему острову. Если зазеваемся, каюк нам всем. Потому что там у них, видите ли, Водопад-Плюс еще имеется. Так что смотрите в оба, — сказал я, тайком сжимая Танину руку. Мы предпочли места в самом последнем ряду — как подростки в синематографе.

— Да это-то я помню… — отозвался Борзунков. — Не бойся, штурвал из рук не выпущу.

— И правильно. «Рука обязана трудиться». Как сказал классик, — вставил Лехин.

— И да поможет нам Свет! — экзальтированно воскликнул Ардар.

Через минуту катамаран заработал водометами — и понеслось!

Мы не проплыли и сорока метров по черной зеркальной глади озерца, как туша катамарана ухнула вниз — мощно, грузно, внезапно. Водопад-Минус, словно гигантский спрут, схватил «Подсолнух-1» в объятия и поволок неведомо куда.

Застонала обшивка. Бледно-сизая слякоть за окнами сменилась пузырящимся темным сумраком.

Позади нас что-то утробно чавкнуло, затрепетало.

«Только бы водометные движители не подвели», — с тревогой подумал я.

Внезапно стало жарко, все тело пробила испарина — оно, конечно, с кем не случается, когда нервишки шалят. Однако быстрота наступления физиологических реакций угнетала. Ничего себе Водопад-Минус! Тем временем в животе у меня как будто бабочки принялись порхать. Причем не те бабочки, на коих кивают представители Европейской Директории в тщетных попытках описать физиологию своих влюбленностей. Другие. Бабочки инферно — с жестяными крыльями и стальными хоботками.

А потом не прошло и минуты, как мне вдруг стало до хохота, до истерики щекотно. Кожа зудела, ныла, чесалась — от пяток до затылка. И покалывания весьма знакомые.

Это было похоже… да-да, на Муть, в которую ваш покорный слуга не раз и не два погружался во время своего первого, вынужденного пребывания на Глаголе. К счастью, окончилось это кинестетическое безумие так же внезапно, как и началось. Все-таки Бог есть.

Таня застонала. Я повернул к ней свою стремительно пустеющую голову. Сквозь стекло шлема она исподлобья улыбнулась мне и беспечно помахала рукой — мол, все в порядке.

И я вдруг подумал, что если только недавнее Танино признание было искренним, осознанным, ответственным, то я… буду самым счастливым человеком во Вселенной, даже если нам никогда не суждено переступить порог ЗАГСа. Я буду счастлив просто так.

Я погладил ее запястье, вкладывая в это движение всю свою нежность.

Тем временем от кормы катамарана начали накатываться волны вибраций — поначалу робких, потом все более нахальных. Через несколько секунд дрожь утихла и мы буквально влипли в наши неудобные кресла (как тут было не пожалеть об отсутствии комфортных пилотских сидений!).

Я печенками почувствовал нарастающее ускорение.

Захрустели кости.

Все тело как будто сплющилось. Кровь прилила к лицу. Ура! Нас принял в себя и теперь уносил в вышину, на поверхность, невиданный, гигантский псевдогейзер.

Таня судорожно вцепилась в мою руку и зажмурилась, отчего ее лицо приобрело какое-то детское, виноватое выражение. Между прочим, правильно сделала — я последовал ее примеру. Не смотреть же все время на облупленный салон, выкрашенный изнутри желтой краской, да на лакированные затылки товарищей с вертикальной светоотражательной полосой! (В ассортименте имелся еще кудрявый затылок Ардара — шлема на нем не было по причине отсутствия гермокостюма. Но Вохур заверил нас, что для Сына Света это не критично.)

Я постарался выжать хоть какие-нибудь положительные эмоции если не из самого путешествия, то из временного бездействия, следуя чтимой в военфлоте формуле «расслабься и получай удовольствие». Эта максима не раз приводила в бешенство моего принципиального друга Колю Самохвальского — он всегда считал, что «расслабиться» — себе дороже, что надо бороться, изыскивать методы…

А вот интересно, что на моем месте делал бы Коля?

Нет, он не стал бы закрывать глаза. Скорее всего начал бы считать скорость нашего аппарата с точностью до третьего знака после запятой. Он такой. Точнее, был такой.

А потом, подсчитав, принялся бы рассуждать о физике процесса. О том, как водица здешняя дошла до жизни своей квази-физичной. Затем вспомнил бы о местных реках Стиксе-Косинусе и Стиксе-Синусе. Попытался бы что-то такое обобщить и набросал бы в общих чертах две-три научно-популярные версии существования подобных водопадов. Глядишь, и журнал «Молодой космос» напечатал бы. Ну, хотя бы в разделе «Письма наших читателей».