Время — московское!

Ко всему прочему — я не летал. Битва за Восемьсот Первый парсек закончилась для меня на борту «Ксенофонта». Только когда в небе над Городом Полковников рассыпался неярким фейерверком последний клонский истребитель, мне разрешили перелететь на Глетчерный. Я покинул кабину «Дюрандаля» вечером 17 марта и с той поры меня к флуггерам не подпускали — впрочем, как и всех уцелевших пилотов-истребителей нашего авиакрыла. Мотивировалось это тем, что матчасти мало, она нуждается в ремонте, да и палить зазря топливо — роскошь, которую могут позволить себе сейчас только дежурные эскадрильи на орбите.

Официально нас вывели из боевого состава первой линии на отдых и переформирование. Но реально пока что был один сплошной отдых и никакого переформирования. В самом деле, офицерский досуг нетребователен к кадрам и люксогену, боеприпасам и запчастям. А вот для того чтобы возродить боеспособное авиакрыло, было необходимо очередное пополнение с Земли: новые флуггеры, новые экипажи… Да и новый авианосец не повредил бы! Тоже вот — мелочь, а важно.

Впрочем, если бы командование Второго Ударного всерьез решило дожидаться нового авианосца, я успел бы пустить корни и врасти в койку Юхтиса, как мелианитский флорозойд.

В один прекрасный апрельский денек, который на планете С-801-7 мало чем отличался от, скажем, ненастного ноябрьского, ко мне пришел Бабакулов. С бутылкой вездесущего «Абрау-Дюрсо», конкретнее — каберне.

Вообще-то вездесущим оно было только в Городе Полковников и только с недавнего времени. После Битвы Двухсот Вымпелов его подвезли с Земли в количестве неимоверном для космических субмарин Иноземцева, которые пока что продолжали нести боевое дежурство на орбите. На Х-крейсерах «Абрау-Дюрсо» выдавали за вредность из расчета одна бутылка-сутодача на троих. Я же считал, что простому пилоту иметь это божественное вино у себя на столе в военное время — не очень прилично. Ведь в Арзамасе и Сарапуле, Рыбинске и Рославле эвакуированное население мегаполисов питается бледными куриными (так сказать) сосисками, а фляжка ординарного коньячного спирта стоит как подарочная трехлитровка «Арарата» в мирное время!

Впрочем, перехватив мой взгляд, Бабакулов мою совесть успокоил:

— Саша, извини, не предлагаю. Я от тебя Цапко встречать пойду, он сегодня из Колчака прилететь должен. Ему, сам понимаешь, нужнее. После всего, что ему выпало… Месяц комы!

— Так его не комиссовали?! — Я был готов зареветь от счастья. Лично мне Цапко был не очень симпатичен, но разве же дело в симпатиях? Главное: наш, родной.

— Этого комиссуешь… Ладно, Саша, слушай дело. Меня окончательно утвердили, теперь я комэск, без «врио».

— Поздравляю!

— Спасибо. А тебя будем ставить моим замом и командиром полуэскадрильи.

— Э-э… Я, может… Погоди, Ибрагим, а почему меня? Ведь Кожемякин же! У него опыта!.. — Я осекся. — Или он… тоже? Но ведь на балу я его… Что с ним?!

— Да не бледней, Саша, не бледней. Для Кожемякина вакансия поинтереснее открылась. Его в первую направляют, комэском. Там всех кадровых выбило вчистую. Бердник уже утвердил.

— А Цапко? Ты сказал, сегодня прилетает?

— Ему истребители теперь заказаны. Летать он будет. Но скорее всего на «Асмодее» или «Андромеде». Максимум, что ему светит, — штурмовик. Через месяцок, когда окончательно оклемается.

— Да-а-а… Выходит, больше некого? И никого со стороны нам на укрепление кадров не пришлют?

— Именно. Одни мы с тобой остались и полагаться будем только на себя. Бердник твою кандидатуру поддерживает. В авиакрыле тебя знают и ценят. Так что, Саша, надо.

— Ну раз надо — значит, надо, — без энтузиазма сказал я.

— Вот и отлично. Завтра в одиннадцать ноль-ноль встретишь на четвертой площадке «Огюст Конт» — это воентранспорт из мобилизованных магистралов. С ним прибывают новые машины в контейнерах и орава пацанов из Подольска.

— А что там — в Подольске-то?

Бабакулов тяжело вздохнул и потер переносицу. В вылет он обычно надевал линзы, но в небоевой обстановке предпочитал очки, которых, кажется, имел в запасе две дюжины.

— В Подольске вообще-то малоафишируемое училище, где почти весь наш осназ готовят. Есть у них и свой космодром. В первые же дни войны на его базе развернули Подольскую Военно-Космическую Школу.

— Школу? Конверсия гражданских пилотов, что ли?

— И не только пилотов. Туда загребли всех, кто хоть каким-то боком имел отношение к полетам на воздушно-космических аппаратах. В штабе травят байки, будто брали даже стюардесс пассажирских флуггеров. Чушь, конечно, но какие-то женщины там точно есть.

— Лишь бы не черти с рогами. Ну, встречу я их, а дальше?

— К «Огюсту Конту» прибегут «купцы» от других эскадрилий и полков, так что придется подшустрить. Полагаюсь на твою интуицию: отбери десять человек с виду поживее. Отведешь их к центральному капониру, его уже местами подремонтировали. Тебе укажут, где их поселить. И сам будь готов переселяться. С послезавтрашнего утра снова переходим на казарменное положение. Пора работать.

— Лады.

— Чего ты грустный-то такой?

— Да как тебе сказать, Ибрагим…