Время нашей беды

– Первое – вы член партии. Помощник Бобенкова. Судя по всему – ближайший помощник, доверенное лицо. Поработали во Владимирской области вы отлично – но вы должны знать один нюанс. Бобенков – не наш человек. Непартийный. Это бизнесмен, ему нужен был депутатский мандат, нам – тот, кто мог бы профинансировать кампанию за счет своих собственных средств. Признаться, мы не ожидали победы на Владимирщине, но раз так вышло…

Золотько комически развел руками, но взгляд у него оставался серьезным и цепким.

– Теперь перед нами встает проблема: человек, который до конца не наш, прошел от нашего имени в Государственную думу. Его деятельность может дискредитировать нашу партию в глазах избирателей и привести к… печальным результатам на выборах следующих. Что мы должны сделать? Правильно. Мы должны помочь товарищу Бобенкову освоиться в незнакомой для него роли. Помочь, посоветовать. Не дать небольшим ошибкам превратиться в непоправимые. Понимаете, о чем я?

– Ну… в общем, понимаю.

– Вот и хорошо. Рядом с депутатом Бобенковым должен быть человек, которому доверяем и мы, и депутат Бобенков.

Я кашлянул.

– Доверие… оно дорого стоит…

Золотько достал из визитницы свою карточку, начертал сумму и перебросил мне.

– Пойдет?

– В месяц?

– Да.

– Вполне.

– Пойдет… Вот и отлично. Карточку сохраните, пойдете с ней в кассу, за первый месяц получите авансом – это первое. И второе.

Через несколько дней я все рассказал Бобенкову…

Почему? Потому что есть вещи, которые позволять себе нельзя. Предательство – одно из них. Работать на человека и одновременно стучать на него… это попахивает мерзостным запашком прошлого, которое еще долго будет с нами. То, что мы творили в двадцатых, в тридцатых, в сороковых, – оно до сих пор с нами. Работать – и стучать. Глядеть в глаза – и стучать. Брать деньги – и стучать.

Ты слышишь, друг,

Знакомый звук:

Стук‑стук, стук‑стук…

Стук‑стук, стук‑стук…

Бобенков был тоже любителем оружия, но он был спортивным стрелком, занимался спортингом. Именно стрельбище я и выбрал тем местом, где рассказать шефу о Золотько и его заходах. Просто потому, что грохота выстрелов не выдерживает прослушка. И на воздухе организовать качественное прослушивание намного сложнее, чем в помещении…

Бобенков молча смотрел на меня с минуту, потом поинтересовался:

– А чего не согласился?

– Я согласился.

– А чего рассказал?

– Потому что не могу жить в дерьме…

Бобенков еще какое‑то время смотрел на меня, потом – истерически, с каким‑то подвизгом, расхохотался…

– Ой, блин, не могу… ой, блин…

Так он смеялся минут пять, потом – пришел в себя, начал укладывать ружье в кейс, совсем другим, спокойным голосом сказал:

– Давай пройдемся…

Это был комплекс «Лисья нора» – лучший комплекс для спортинга в Европе и один из лучших в мире, выстроенный исключительно за счет средств одного олигарха – любителя стрелкового спорта. Государственных денег сюда не было вложено ни рубля…

– Как ты думаешь, почему я не удрал отсюда? – спросил Бобенков. – А? Вот на фига мне все это? Все это дерьмо?

Мы шли по дороге, ведущей со стрелкового комплекса куда‑то вдаль… к виднеющемуся вдалеке строящемуся коттеджному поселку. Московская машина Бобенкова – здесь он пользовался «Cadillac Escalade ESV» с шофером – медленно ехала за нами.

– Мне год назад за мой бизнес давали полмиллиарда. Долларов. Можно свалить и жить как белому человеку где‑нибудь в Дубае. Или в Панаме, если совсем припечет… Ты понимаешь весь масштаб того дерьма, которое тут варится? – продолжил Бобенков, зло пнув попавший под ноги ком глины. – Коррупция… несменяемость власти… фигня это все. Хочешь, я тебе расскажу главную проблему? Главная проблема в том, что люди совершенно отморозились. И вверху, и внизу. Не боятся ни бога, ни черта. Коррупция? Ага, блин, коррупция. Вон, почитай – космодром Восточный – до сих пор не ввели, хотя денег вбухали. Я немного интересовался этой проблемой, у меня человек работал, который в курсе был. Пять генеральных подрядчиков сменили – пять! Все пятеро воровали. Что у заказчика творилось – подумать страшно. Ты вдумайся – воры пять из пяти. Я сам вынужден целую разведслужбу содержать, у меня все топы – на прослушке, на периодическом наблюдении. Я нанимаю детективные агентства, чтобы они искали подходы к моим снабженцам и предлагали закупить стройматериалы с откатом или продать материалы с площадки. Я предупредил всех, что за откаты и хищения я увольняю сразу и без учета предыдущих подвигов. Я могу простить ошибку – но я не могу простить ложь и воровство. И что? Половина все равно соглашается на откат. Что это?! Блин, что?!

– Общество больно… – нейтрально сказал я.

– Больно… – с горечью сказал Бобенков, – и не лечится. А потом удивляемся – откуда такие политики. А откуда – да оттуда же, откуда и все! Из сызды на лыжах! Вот они – мы! Что, не нравится?! Тогда лечить надо. И лечить – сверху, потому что снизу всех и все устраивает. И тех, кто сыздил рулон утеплителя с работы, и тех, кто сыздил миллиард из банка, которым сам же и владел. И тех, кто сыздил у государства, и тех, кто сыздил у меня…