Время нашей беды

Что представляют из себя выборы – любого уровня. Первое – ты должен найти деньги. Как можно больше. Второе – легализовать их, потому что с выборов тебя могут снять по любому поводу, даже такому, который кажется совсем пустяковым. Третье – распечатать агитационные материалы и расклеить их. Или заказать баннеры и развесить их по городам. Плюсом к этому ты должен попытаться уничтожить агитационные материалы конкурентов и не допустить, чтобы уничтожили твои. Это делается с помощью отрядов гопников, которым платят из черной кассы и которые прочесывают город… бывает, доходят до того, что почтовые ящики с чужой агитацией поджигают. Далее – выступления. У всех – программы типа «за все плохое против всего хорошего»… тьфу, блин, – крыша уже едет, наоборот, за все хорошее и против всего плохого. Люди на программы редко смотрят, потому что их обманывали и обманывали десятки раз, и они не верят никому. Главное – арендовать хорошие места для встреч с избирателями, привлечь туда людей (мы решили просто – ставим ларьки и торгуем по сниженным ценам или без наценки вовсе) и попытаться все‑таки до кого‑то достучаться. Потом надеяться, что за время до дня голосования народ не забудет и вообще придет на выборы.

А вообще – народ у нас на удивление аполитичный, и большая его часть – из тех, кто вообще утруждает себя ходьбой на выборы, – принимает решение в самый последний момент, часто перед избирательной урной.

Почему так печально? Ну, я уже говорил как‑то. В США – каждый, кто идет на выборы, четко осознает те изменения, которые он хочет получить, когда голосует. Например, тот, кто голосует за республиканцев, хочет снижения налогов и большей свободы в экономике, тот, кто за демократов. уважения к меньшинствам, легализации набившихся в страну мигрантов… что‑то в этом роде. А на местном уровне – голос на выборах может означать очень большую разницу в местных налогах. Теперь скажите – когда вы идете на выборы, вы можете точно сказать, за что и против чего вы голосуете, и главное – измерить это в деньгах? Например, я хочу, чтобы мои налоги уменьшились на пятьдесят тысяч в год. Нет? Не можете? Не можете. Потому на постсоветском пространстве голос избирателя так и дешев – кило сахара или гречки.

Но круче всего – и страшнее всего – бывает, когда какому‑то политикану удается действительно всколыхнуть народ и народ начинает верить. Верить и бороться. Вот тогда происходит то, что получило устойчивое название «майдан». А страшно это потому, что в большинстве случаев такой политик – пустышка. И не более того.

Украина прошла через это дважды. Один раз был как фарс, другой – как трагедия.

Я работал в команде Бобенкова – наверху, там несколько человек всего было, остальные – рядовые исполнители. Работали по правилам, установленным в любом нормальном бизнесе: меньше бумаг, больше дела, и человек принимается на работу не когда он нужен, а когда без него не обойтись. Так что немного нас было. И помимо прочего – Сергей (а мы по именам только были) и своим бизнесом успевал заниматься, выборам он уделял отнюдь не все время, которое у него было.

И в какой‑то момент я понял, что рано или поздно мы победим. И не только во Владимире – а в России в целом.

Знаете почему? Я ведь человек прохаванный. Много чем занимался, много чего видел. В любой структуре, особенно государственной, только вникаешь – и видишь море всякого дерьма… это как неубранная комната. Тот ворует, этот самодур, этот ни хрена не делает, до пенсии досиживает, тут деньги налево пускают. Этот дурдом – он всегда вокруг нас, мы как‑то с ним смиряемся и живем с ним. Терпим самодурство, глупость, расточительство, сопим в две дырочки – не понимая, что вот это вот все по мелочам – собирается в огромный ком в масштабах всей страны. В огромную кучу грязи. На которую не хочется смотреть, от которой хочется уехать и видя которую понимаешь, что ничего не меняется и не изменится. И это все годами… с этим живут, в это врастают, когда начинают свой трудовой путь, и с этим уходят на пенсию. С этим мирятся, как с плохой погодой.

Так вот, я тоже повидал всякого… дерьма. И на государевой службе, и на гражданке. Говорят, что на гражданке лучше, нет дубового самодурства… отнюдь не так. Меньше, конечно, потому что сама суть зарабатывания денег препятствует этому самодурству. Но – тоже есть. Потому что это зависит от людей.

Так вот, там, где был Бобенков, – этого не было. Совсем.

Что бы я ни видел – это было сделано правильно. Ни одного лишнего человека. Ни одного лишнего действия. Бобенков никогда не пытался рулить профессионалами – он понимал, что сам профессионалом не является, и требовал только одного – результата. Есть результат – молодец. Нет – как минимум денег не получишь. А если ты не даешь результат раз за разом – то…

У Сергея была жена и двое детей, но он никак не привлекал их к бизнесу. У жены были какие‑то… магазины, что ли, и она их сдавала в аренду. Дети учились. Ни на одном уровне – столько, сколько я мог видеть, – не допускалось кумовство.