Время, назад

Тинбейн взлетел и в считаные секунды набрал всю скорость, какую можно было выжать из форсированного двигателя патрульной машины, а затем взял микрофон и сказал диспетчеру своего полицейского участка:

– Я направляюсь к Пералта–Дженерал, и хорошо бы, чтобы на парковке меня на всякий случай ждала другая машина.

– Четыреста третий, вас понял, – сказал диспетчер и тут же приказал кому–то другому: – Триста первый, встречайте четыреста третьего на Пералта–Дженерал. Ведь вы же вроде бы сейчас не дежурите, а гуляете? – спросил он напоследок у Тинбейна.

– По пути домой я нарвался на мелкие неприятности, – туманно соврал Тинбейн.

Его ступня пульсировала болью, и он ощущал оглушительную усталость, как после долгой тяжелой работы. «Слягу не меньше чем на неделю, – сказал он себе, наклоняясь, чтобы негнущимися пальцами расшнуровать ботинок на правой, раненой, ноге. – Вот и конец этой истории с телохранительством при Рэе Робертсе».

– Тебя ранили? – тревожно спросила Лотта, увидев, как он возится с ботинком.

– Это нам еще повезло, – сказал, разгибаясь, Тинбейн. – Оказалось, что эти типы все–таки носят при себе оружие. Только они совсем не привыкли к прямому выяснению отношений. А сейчас, – добавил он, передавая ей трубку видеофона, – позвони Себастьяну в витарий. Я обещал ему сообщить, когда вырву тебя оттуда.

– Нет, – мотнула головою Лотта.

– Почему?

– Это он послал меня туда.

– Тоже ведь верно, – пожал плечами Тинбейн. Спорить было как–то глупо, да и с чем же тут было спорить? – Но я мог дать тебе эту информацию, так что на мне лежит вина не меньше, чем на нем.

– Но потом ты меня вытащил.

И с этим было тоже не поспорить.

Подняв нерешительно руку, Лотта потрогала его лоб, его ухо; она изучала лицо его пальцами, словно слепая.

– Что это значит? – удивился Тинбейн.

– Я тебе очень благодарна. И всегда буду очень благодарна. Не думаю, чтобы они когда–нибудь меня отпустили. Мне казалось, что это доставляет им какое–то удовольствие, что Анарх и его могила для них всего лишь предлог.

– Весьма вероятно, – согласился Тинбейн.

– Я люблю тебя, – сказала Лотта.

Он удивленно повернулся; на лице девушки было явное облегчение, словно она решила для себя некую важную проблему.

И он понимал, что это за проблема, и его счастье не знало границ, он в жизни еще не был так счастлив.

Всю дальнейшую дорогу к Пералта–Дженерал Лотта поглаживала его лицо и, похоже, не собиралась прекращать это занятие. В конце концов Тинбейн крепко сжал ее руку и сказал:

– Выше нос. Ты туда больше никогда не пойдешь.

– Может, и пойду, – помрачнела Лотта. – Может, Себастьян мне так скажет.

– А ты ему скажи, чтобы шел на хрен, – сказал Тинбейн.

– Только я бы лучше хотела, чтобы ты за меня ему это сказал. Я и вообще бы хотела, чтобы ты за меня говорил. Ты ведь так говорил с миссис Магайр и этими искорами, что они делали всё, как ты им приказывал. За меня же в жизни никто не заступался, никто и никогда. И уж, во всяком случае, так, как это сделал ты.

Тинбейн слегка, осторожно обнял девушку правой рукой. На лице ее было безмерное счастье. И облегчение. «Господи, – думал он, – да ведь то, что сейчас она сделала, куда больше того, что сделал я. Она перестала зависеть от Себастьяна Гермеса, чтобы теперь зависеть от меня. Из–за одного–единственного случая… Да я же ее увел, – вдруг осознал он. – Увел от него, и вчистую. Получилось, а ведь кто бы мог знать!»

Глава десятая

Таким образом Бог, рассматриваемый не Сам по Себе, но как причина всех вещей, имеет три аспекта: Он есть, Он мудр и Он живет.

Иоанн Скотт Эуригена

В витарии «Флакон Гермеса» раздался видеофонный звонок; ожидая, что это звонит Тинбейн, Себастьян торопливо взял трубку.

Но на экране появилась Лотта.

– Ну как у тебя дела? – спросила она тусклым безжизненным голосом.

– Прекрасно, – сказал Себастьян, еле сдерживая нахлынувшую радость. – Но это все ерунда, ты–то как? Тебе удалось уйти из этой Библиотеки? Видимо, удалось. Они что, и вправду хотели тебя задержать?

– Хотели, – сказала Лотта все тем же безжизненным голосом. – А как там Анарх? Он уже ожил?

Себастьян совсем уже собрался сказать: «Мы его откопали. Мы его оживили», однако осекся, вспомнив звонок из Италии.

– А кому ты рассказывала про Анарха? – спросил он. – Перечисли, пожалуйста, всех.

– Мне очень жаль, что ты на меня злишься. – Лотта говорила спокойно и равнодушно, словно читая слова по бумаге. – Я говорила Джо Тинбейну и мистеру Эпплфорду из Библиотеки, и всё. А звоню я сказать, что со мною все в порядке; я выбралась из Библиотеки… вернее, Джо Тинбейн меня вывел. Сейчас мы в больнице, из его ноги достают пулю. Ничего особо серьезного, но Джо говорит, что больно. И он теперь сляжет на несколько недель. Себастьян?

– Да? – Он думал, а вдруг и Лотту тоже ранили, его сердце колотилось от возбуждения, и особенно его смущала какая–то странная, незнакомая нотка в ее голосе. – Да скажи же ты, наконец!