– «Если как следует ты это понял, природа свободной / Сразу тебе предстает, лишенной хозяев надменных, / Собственной волею все, без участья богов создающей», – прошептал Анарх. Глядя в потолок, он кивнул сам себе. – Я все еще в это верю. И всегда буду верить.
– Но с другой стороны, – сказал отец Файн, – «иначе как же тогда у самого смерти порога к жизни вернуться скорей и к сознанию было бы можно…»
– «Чем удалиться навек, предначертанной цели достигнув?»[21]
– закончил Анарх; его голос был почти не слышен. – Не знаю. Мне надо подумать… все слишком быстро.– Не тревожьте его, – сказал доктор Сайн, – пусть отдохнет.
– Да, – согласился Боб Линди, – оставьте его в покое. И ведь каждый раз, отец, одно и то же. Каждый раз, как мы откапываем новенького, вы надеетесь, что он принесет ответы на ваши богословские вопросы. И ничего они вам не приносят, и никогда не принесут. Все они вроде Себастьяна, если и помнят, то что-то смутное.
– Он – не обычный человек, – возразил отец Файн. – Анарх был крупным религиозным деятелем и весьма значительной личностью. Был и будет.
«А еще он очень дорогая личность, – сказал про себя Себастьян. – Как раз по изложенным причинам. И об этом нельзя забывать, а все эти поэзии-теологии дело десятое. По сравнению с тем, что стоит на кону».
По окончании рабочего дня, уже сидя у себя в квартире, Дуглас Эпплфорд позвонил в Италию, в Рим.
– Соедините, пожалуйста, с синьором Джакометти, – попросил он оператора.
Через несколько секунд на экране появился жгучий брюнет с буйной шевелюрой и пронзительным взглядом, одетый в домашний халат.
– Ну и что у вас там вышло? – спросил Эпплфорд. – С этим самым витарием?
– Послушайте, а вы уверены, что он действительно у них? – спросил Джакометти. – Точно уверены? А то они что-то слишком крутили. Будь он у них действительно в наличии, они назвали бы, наверное, хоть какую-то цену.
– Да есть он у них, есть, – заверил Эпплфорд собеседника; эта дурочка из витария ничего не умела скрывать, он видел ее насквозь. – Они боятся юдитов и сразу испугались, что вы представляете Рэя Робертса, и потому-то толком ничего не сказали. Вы главное не снимайте заявку, дергайте их почаще, и все получится.
– Хорошо, мистер Эпплфорд, – хмуро кивнул Джакометти. – Я понадеюсь на ваше слово. Вы успешно помогали нам в прошлом, мы на вас полагаемся.
– И я вас не подведу. Если поступит новая информация, я тут же ее вам передам, за обычное вознаграждение. Она не говорила, что он уже ожил и они его откопали, а только сказала, что знают, где он похоронен. Может, потому они и виляют – закон запрещает им какие-либо действия, пока он не ожил… Я позвоню ей, – добавил Эпплфорд, – и постараюсь узнать, что там нового. Она ведь из этих, кто ничего не умеет скрывать.
С кислой миной на лице Джакометти повесил трубку.
Едва Эпплфорд положил трубку, как видеофон опять зазвонил. Он ожидал, что это Джакометти, что-то вдруг припомнивший, однако неожиданно увидел на экране лицо своей начальницы, Мэвис Магайр.
– Тут опять вопросы про Рэя Робертса и про этих его юдитов. – Мэвис почти выплюнула эту фразу. – Некая девица, которая представилась как миссис Лотта Гермес, примчалась под закрытие, желая узнать, что у нас есть по Робертсу. Я провела ее в свой кабинет и попросила прислать мне искора. Скоро, наверное, подойдет.
– А вы связывались с Советом искоренителей насчет могилы Анарха Пика? – спросил Эпплфорд.
– Связывалась. У нас нет никакой информации. – В глазах Мэвис блеснуло подозрение. – Эта самая миссис Гермес говорит, что успела сегодня с вами познакомиться. И она узнавала что-то про Анарха.
– Да, – подтвердил Эпплфорд. – Сразу как я побеседовал с вами, пришла она в сопровождении полицейского офицера. Они – витарий ее мужа – узнали, где похоронен Анарх. Так что, если вас это еще интересует, вы почти без труда у нее узнаете.
– Ну я так и чувствовала, что знает! – Мэвис хлопнула ладонью по столу. – Она же буквально боялась касаться темы Анарха – не верила, небось, что сможет держать язык за зубами. А в каком там состоянии работа с Пиковой apologia pro sua vita[22]
, с этой самой книгой «Бог из ящика»? У вас есть еще машинопись, или вы успели ее передать Совету искоренителей? Через меня она точно не проходила, уж я бы повосхищалась этими тошнотворными пошлостями, которые он вечно метал перед свиньями.– У меня еще осталось четыре печатных экземпляра, – сказал Эпплфорд, чуть поднапрягши память. – Так что стадии машинописи она еще не достигла. И один из сотрудников говорил мне, что в обращении – вероятно, в каких-то личных библиотеках – есть еще несколько экземпляров.
– Так что до какой-то степени эта книга еще в обращении. И, теоретически, вполне возможно, что кто-то там на нее наткнется.
– Да, если ему сильно повезет. Четыре экземпляра не так уж и много, особенно если учесть, что изначально в обращении было пятьдесят тысяч экземпляров в твердом переплете и триста тысяч в бумажной обложке.
– А вы сами ее читали? – спросила Мэвис.