— Слезой не вымарать ни слова, — процитировала она Омара Хайяма. — Даже не надейтесь, мистер Майк Джеррольд.
— Будь перст писателя антропоморфен, никто и слова поперек не сказал бы![39]
Человек создал Бога по своему образу и подобию. Люди охотно повинуются королям, ибо знают, что короли — такие же существа из плоти и крови, с понятными чаяниями, радостями и горестями. Вот он, наш общий знаменатель! А эти чертовы болванки с пятнадцатого этажа… Они для нас совсем чужие!— Потому что скроены не по нашим лекалам. Поймите, скоро это перестанет вас тревожить…
Джеррольд стукнул бокалом о барную стойку, насупился и вскочил:
— Пойдемте отсюда. Такое чувство, что за нами наблюдают, и мне это не по душе.
Бетти с насмешливой улыбкой последовала за ним. Они поймали такси и отправились в ресторан. Джеррольд почти ничего не ел. Разум его метался, словно пойманная в клетку белка.
Позже танцевали в саду на крыше, а потом Джеррольд увел Бетти на безлюдную террасу, где оба увлеклись созерцанием вечернего Нью-Йорка.
— Сейчас мы на самом верху, — наконец сказал он. — Я про человечество. Далековато падать…
— Мы ничего не знаем. — Она куталась в шаль. — Быть может, падать не придется.
— Нас направляют, ведут, волокут за собой, а мы и знать не знаем, кто наш настоящий хозяин. — Он поискал тусклые огни Бруклина. — Во всем мире люди строят планы, страдают, сражаются, приносят себя в жертву… И думают, что оно того стоит. Воюют, чтобы обрести желаемое, а если побеждают, то лишь потому, что роботы желают того же самого. Мы не просто слепцы, мы слепцы во тьме. Вот бы… — Он поднял глаза к пустому небу в поисках ответа, которого там не было. — Что будет дальше? Человек не покорит звезды, это несбыточная мечта, но их покорят роботы, ведь что им стоит сконструировать звездолет? Быть может, они давно бы отправились к звездам, но пока им это не нужно. А мы… мы-то думали, что человечество эволюционирует в господствующую расу!
Бетти не отвечала. Повернувшись к ней, Джеррольд увидел, что девушка выжидающе подняла к нему лицо, и нашел губами ее губы, но в поцелуе кипела не страсть, а чувства посильнее страсти: слепые и отчаянные поиски утешения, неутолимый голод и желание недосягаемого — с привкусом горечи.
Она вдруг отпрянула. В глазах ее играли отражения далеких городских огней. Она была человек, близкий, теплый, живой… Но это не имело никакого значения.
— Я… такой доверчивый, — нетвердо произнес Джеррольд.
— Ты их видел. Они умеют сделать так, что ты поверишь во что угодно. Потому что они такие, какие есть.
— Наверное. И поэтому мне кажется, что противостоять им бессмысленно. И безнадежно.
— Абсолютно безнадежно.
— Хотя…
Стало тихо, а чуть позже Джеррольд спросил:
— Есть на свете места, над которыми они не властны?
— Есть. Несущественные, не имеющие никакого значения. Роботы контролируют ключевые точки, и этого достаточно. — Она прильнула к нему, поймала его взгляд. — Мне так одиноко, мистер Майк Джеррольд… Обнимешь меня? Знаешь, что с нами будет?
— Что? — тихо спросил он.
— Мы поженимся. — Она легонько пожала плечами. — Или не поженимся. Какая разница? Тебя непременно обработают, и ты больше не будешь рассуждать о роботах. Хорошо бы остаться с тобой, пока это возможно. Я говорю правду… Могу себе это позволить, ведь я знаю, что у нас совсем немного времени, и тратить его впустую — непозволительная роскошь.
— Я буду сражаться, — заявил Джеррольд. — Не верю, что они неуязвимы. Должен быть какой-то способ…
— Никакого способа нет. — Она поежилась. — Отвезешь меня домой? Мне не страшно, ведь меня обработали, и мне больше не может быть страшно. Просто… отвези меня домой.
Джеррольд послушался, и всю долгую дорогу обратно на Манхэттен перед глазами у него стояло лицо Бетти, словно символ всего человечества, равнодушно сползающего в пропасть — навстречу неизвестной, но уже предопределенной судьбе, — а за этим символом виднелись нечеловеческие силуэты роботов, противоестественных созданий, не похожих ни на людей, ни даже друг на друга, ведь форма не имеет значения. Главное — способность функционировать и продвигаться к цели.
Той ночью Джеррольд не сомкнул глаз. Шел дождь — горячий липкий дождь, типичный для нью-йоркского лета, — а Джеррольд бродил по улицам и неизбежно оказывался у здания, где служила Бетти, где на пятнадцатом этаже неустанно трудились роботы — без света, ведь им не нужен свет, — предопределяя судьбы человечества. С помощью устройств в каждом телефоне пяти нью-йоркских боро они контролировали умонастроения, подсказывали нужные мысли, а люди верили, что принимают решения по собственной воле.
В большинстве случаев так оно и было — за исключением тех по-настоящему важных решений, что помогают роботам двигаться к цели. Отвага, героизм, самопожертвование… Пустые слова. Сеть уже сомкнулась, она поднимается, и вырваться из нее невозможно, ибо она сплетена самим человеком.
Обжигающий дождь хлестал Джеррольда по хмурому лицу. Звук его шагов отзывался гулким эхом в лабиринтах уличных каньонов.