«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

— Ты говоришь так, потому что вырос среди нормальных людей, Керн. Посмотри правде в глаза. Где бы ни было место для любого из нас, оно не здесь!

— Знаю, — криво усмехнулся он, — но я не обязан делать вид, что мне это нравится. Что ж, пора возвращаться. Ультиматум, наверное, доставят с минуты на минуту. Почему бы его не выслушать? Хотя я знаю, каким будет ответ. А ты знаешь?

Она кивнула, глядя, как Керн непроизвольно обводит глазами безоблачное синее небо и теплые октябрьские холмы. Мир людей. И только людей…

Остальные уже собрались в пластиковом убежище Брустера.

— Времени считайте что нет, — начал старик. — Вас вот-вот заберут на эвтаназию.

— Так покажем гостям пару фокусов! — едко рассмеялся Сэм Брустер.

— Нельзя сражаться со всем миром. Сколько людей ни убьешь, лучше не станет. Единственная наша надежда — изобретение Брюса. — Голос старика надломился. — Без вас, дети, мне будет одиноко в этом мире.

Все с неловкостью смотрели на него; странное, не связанное кровными узами семейство выродков, которых Брустер называл детьми. Да, они и впрямь были дети, рано повзрослевшие из-за своих необъяснимых особенностей.

— Как известно, мирам несть числа, — монотонно заговорил Брюс. — Бесконечное множество планет, и есть вероятность, что где-то нас не будут держать за уродов: непременно существуют миры, на которых такие мутации являются нормой. Я настроил машину на совокупную модель наших особенностей, и она отыщет планету, подходящую хотя бы одному из нас. Остальные продолжат поиски. Я могу воспроизвести эту машину в любом мире, где сумею выжить. — Он улыбнулся, и его невероятно светлые глаза холодно сверкнули.

Даже странно, подумал Керн, что мутантов столь часто выдают глаза. Во-первых, разумеется, Куа. Во-вторых, Сэм Брустер с его жутким взглядом из-под третьего века, поднимавшегося только в моменты гнева. В-третьих, Брюс Гэллам, чья невидимая инакость существовала лишь в хитросплетении извилин его мозга. Брюс тоже смотрел на этот чужой мир глазами, отражавшими сокрытые за ними тайны.

Брюс разбирался в механизмах — за неимением более подходящего слова назовем их механизмами — и знал о них такое, чего не узнать, листая учебники. С помощью любых инструментов, какие только можно держать в руках, Брюс творил настоящие чудеса. Казалось, он инстинктивно чувствовал, где пролегают линии неисчерпаемой энергии, и умел обуздать эту энергию посредством простейшей механики.

В углу комнаты стояла стальная кабинка с круглой металлической дверью. На ее создание у Брюса ушла целая неделя. Над дверью имелась панель с лампочками. Те вспыхивали всеми цветами спектра, а время от времени загорались ярко-красным. В такие моменты за стальной дверью оказывался… мир?.. да, целый мир, пригодный для кого-то из семьи мутантов. Красный цвет означал, что экология планеты способна поддерживать человеческую жизнь, что планета в общих чертах похожа на мир, уже известный Брюсу и остальным, и что в присущей этому миру структуре существует дубликат как минимум одной мутации подопечных Брустера.

Керн задумался о головокружительном массиве вселенных за стальной дверью, о водовороте миров, где не выжить человеку, миров из газа и пламени, из льда и камня, а среди их неисчислимого множества — мир солнца и воды, такой же, как здесь…

Невероятно. Но не более невероятно, чем крылья у него за спиной, чем единственный глаз Куа, третье веко Сэма Брустера и мозг Брюса Гэллама, построившего портал для мутантов.

Керн оглядел остальных. Сидевшая в тени у стены сероглазая Бирна — последняя из этого семейства — перехватила его взгляд, и Керна накрыло волной сострадания, как бывало всякий раз, когда он смотрел этой девушке в глаза.

Физически Бирна была самой ненормальной из всех. Выпрямившись во весь рост, она едва доставала Керну до пояса — идеально сложенная, изящная и хрупкая, как стеклянная фигурка, но фигурка, на которую неприятно смотреть: в чертах Бирны было что-то противоестественное, из-за чего она казалась жалкой и некрасивой, а печаль в ее серых глазах отражала всеобщую печаль тех, кто непригоден для жизни.

Ее волшебство таилось в голосе и сознании. Мудрость являлась к ней едва ли не с большей простотой, чем те знания, что давались Брюсу Гэлламу, но в Бирне было гораздо больше душевного тепла. Иногда Керну казалось, что Брюс, нуждайся он в материалах для эксперимента, расчленил бы человека столь же бесстрастно, как разрезают электрический провод. Он выглядел самым нормальным из всех, но завалил бы даже поверхностное психиатрическое обследование.

— Чего мы ждем? — раздраженно спросил Брюс. — Все готово!

— Да, ступайте, и побыстрее, — кивнул старик. — Смотрите, вот-вот загорится красный.

Панель над стальной дверью светилась оранжевым. Вскоре лампочки порозовели. Брюс молча подошел к двери и надавил на стальной рычаг, когда свет из розового сделался красным.

В полутьме за открывшейся дверью шлейф сверкающих атомов умчался к скалистому горизонту с намеками на башни, своды и колонны, с огнями, которые могли быть огнями летательных аппаратов, мерно круживших над рукотворными зданиями.